Глава 21

Люди и звери

Зверь, попавший в капкан, – законная добыча.

Беспомощная.

И легкая.

Но все равно опасная, если подойти ближе. Тем более когда речь идет о медведе.

Почему Янгар не ударил? Хотел ведь. Руку занес. И смерть подарил бы быструю, милосердную. Медведица, предвидя ее, распласталась на листьях.

У нее были зеленые глаза. Яркие, как камень, который даже осенью ловил солнце, ненадолго возвращая Янгара в лето. И в них Янгар увидел тоску и страх.

Звери на арене не боялись. Измучены были. Разъярены.

А эта…

Слеза вдруг выкатилась и повисла на длинной реснице, вот-вот скользнет по морде…

…по побледневшей от боли щеке. И губы дрожат, сдерживая крик. Чужая боль впервые не кажется далекой. И Янгар, наклоняясь, подбирает слезы губами. Они горьки, как соль, что остается на старых сваях, отмечая высоту прилива.

Память отступила, только оставила эту полузабытую горечь, и в груди знакомо заныло.

И лежала маленькая медведица с шерстью рыжей, как опавшая листва, и человеческими глазами. Ждала приговора. И Янгхаар Каапо, который никогда прежде с ударом не медлил, опустил руку.

– Спокойно, девочка, – сказал Янгар и положил копье на листья.

А медведица зарычала, но не грозно, жалобно скорее.

Она позволила себе помочь. И вернулась на следующий день. И возвращалась вновь и вновь. Пожалуй, эти встречи делали Янгара почти счастливым. Правда, он уже привык к тому, что его счастье не длится долго.

Послание кёнига доставили затемно.

Высокий гонец с поклоном протянул тубу, запечатанную алым сургучом. Глядя на Янгара с неодобрением – ради него гонцу пришлось преодолеть много миль по бездорожью и осенней распутице, – произнес:

– Кёниг желает получить ответ.

Взмыленную лошадь гонца увели, а ему, по обычаю, поднесли чашу горячего сбитня. Отказываться гонец не стал. Янгар же, сорвав печать, вытряхнул пергамент.

Аккуратные буквы. Тщательно подобранные слова. И небрежный росчерк кёнига внизу листа. Вилхо всегда лишь подписывал послания и после с огромным наслаждением ставил рядом печать. Круглую, с оленьей головой и короной.

– Позволь угадаю. – Кейсо вошел в шатер, когда Янгар перечитывал послание, пытаясь найти повод не подчиниться приказу. – Тебе велено остановить войну.

– И явиться во дворец, чтобы лично примириться с Ерхо Ину.

Янгар спрятал письмо в тубу.

Придется ехать. Встать перед золотым троном и склонить голову перед человеком, который не достоин поклона. Выслушать недолгую речь, которую напишут для Вилхо другие, и сделать вид, что в радость исполнить и этот приказ.

О неподчинении и речи быть не может.

А клятва?

Что кёнигу чужие клятвы…

– Пожалуй, – Янгар опустился на подушки, – я больше не хочу служить кёнигу.

Кейсо нахмурился.

Забавный он человек. Никогда прямо не скажет, все будет виться словами вокруг да около или брови хмурить. И, сдвигаясь к переносице, почти касаясь друг друга, меняют они толстое его лицо. Складками идет лоб, щеки словно больше становятся, и нос почти исчезает меж них.

– Я не собираюсь идти против Вилхо, – пояснил Янгар. – Но я и не желаю его видеть.

Он слаб, беспомощен, по-старчески брюзглив.

Жаден и трусоват.

Хитер. Порой бесчестен.

Но хуже всего, что сам облик Вилхо вызывал у Янгара глубокую внутреннюю неприязнь. Он, видя этого разбитого болезнями, с любовью перебирающего собственные страдания человека, вновь и вновь чувствовал себя обманутым.

– Кёниг может неправильно понять это твое желание. – Кейсо не стал садиться. Он расхаживал по шатру, двигаясь беззвучно. И лишь полы шелкового халата, на сей раз темно-синего, с аистами и тростником, колыхались.

– Ты его правая рука.

Которая устала держать меч.

– Не спеши, – попросил Кейсо и, пробежавшись пальцами по складкам короткой шеи, произнес: – Пиркко-птичка сидит нынче у подножия трона. Так сказал мне добрый человек, что привез письмо. А еще сказал, будто бы песни ее весьма радуют Вилхо. Умеет птичка выбирать правильные слова.

  61