Последние отзывы

Содержание

Шрифт

Запомнить

Она шла. То есть сначала ее Алекс нес на плече, и так было неудобно, потому что Алексово плечо оказалось жестким и давило на живот. Но потом, когда Алексу надоело нести – или он устал, он же тоже не железный – он скинул Юленьку в кучу мягкой пыли.

От пыли пахло лавандой.

Мама прятала мешочки с лавандой меж простынями, а еще в карманы шубы засовывала. И в ботинки тоже. В конце концов, весь шкаф, от антресолей до распоследней коробки пропах лавандой, и Юленьке стало казаться, что запах этот преследует ее.

А теперь он напомнил о доме.

Дома хорошо.

Там всегда понятно, что надо делать.

Потом лес закончился. Белые деревья убрали руки, и кости, к которым Юленька почти уже привыкла – во всяком случае, перестала шарахаться – исчезли. Вместо них пробилась серая жесткая трава. Она хрустела под ногами и рассыпалась на осколки. Небо, лишенное солнца, роняло белые капли. И Юленька подняла капюшон.

Теперь она видела лишь эту самую траву, осколки ее и ноги Алекса в высоких сапогах из черной кожи. Бьорн сказал, что это – шкура косатки, прочнее которой нет. И сапоги не сотрутся, не промокнут, хоть ты их целую вечность носи.

Бьорна было жаль, но маму и себя – жальче. Юленька даже поплакала, вытирая слезы пальцами, но утешать ее не спешили. Зачем тогда плакать?

Ветер кружил. Приседал, трогая края плаща. Ласкал мех, рисовал дорожки и целые картины. Гладил лицо, словно утешая. И вихрем, танцем, заметал следы.

Он не пытался останавливать, как не пробовал и помочь. Если уж толкал в спину, то лишь затем, чтобы поддразнить Юленьку.

– Крышкина, не отставай! – голос Алекса доносился издали, хотя Юленька точно знала – он рядышком. Идет, мнет траву, мешая ее со снегом, взбивая ноздреватое мертвое тесто.

А мамино всегда живым было. Оно ходило в тазике, вспухало сытным горбом и лопалось, выдыхая особый дрожжевой запах. То тесто мама вываливала на стол и присыпала мукой. Раскрытыми ладонями она надавливала на центр, пальцами подгибала края, чтобы свернуть в тугой ком и вновь раскатывала по столу. Осыпалась мука на пол. Мама смахивала со лба пот, украшая себя белыми разводами. Ее лицо было спокойно, словно в этот миг мама забывала обо всех проблемах и заботах…

Из нынешнего теста пирогов не слепишь.

Хотя снег сладкий…

– Крышкина, да что с тобой творится? – Алекс вынырнул из сахарной круговерти. Лицо его – белая маска. И черный волчий плащ с головой-капюшоном тоже стал белым. И руки. И все вокруг.

– Куда мы идем? – Юленька остановилась и откинула капюшон.

Леса не было. Ничего не было, кроме низкого – рукой дотянешься – неба. Снежные пузыри его лопались беззвучными хлопушками. Сыпалось стерильное конфетти. Росли сугробы и тропа исчезала.

– Какая разница? Идем, пока не отстали…

– Куда мы идем?

– Да не знаю я!

– Но все равно идешь? – Юленьке стало важно получить ответ.

– А хочешь остаться? Здесь? Оглянись!

Оглянулась: та же снеговерть.

– Я домой хочу.

Алекс попытался схватить за руку, но Юленька улизнула. В снеговерти легко играть в прятки. Шаг в сторону и тебя нет… тебя стерли ледяным ластиком. Надо просто слушать снежинки. Они умеют петь? Они умеют петь!

– Крышкина!

Это и не снег даже. Снег – всего-навсего вода замороженная. Там, наверху. А здесь нужно слушать. Юленька умеет. У нее слух идеальный, так сказали маме. Только пальцы малоподвижны.

Она бы сыграла для снежинок. Что? Не знает. Но что-то замечательное.

Расправляйте крылья, садитесь на ладонь.

Колется? Пусть. Боль проходит быстро, и рука немеет. Обе руки немеют, но лишь потому, что пальцы малоподвижны. Разрабатывать надо, но Юленька ленится. Она вернется домой и перестанет лениться, сядет за фортепиано… а лучше попросит скрипку.

Красивую черную скрипку, которая умеет разговаривать с морем… или со снегом.

– Да-да-да!

– Крышкина, ты где? Крышкина, чтоб тебя!

Алекс слабый. Он притворялся сильным. Врал. Все врут. Кроме музыки. В музыке ложь не скроешь.

– Да, – вздыхают снежные феи – именно они пляшут на Юленькиных ладонях – и немота добирается до запястий. Феи тяжелые. Их много.

– Уйдите, – просит Юленька. – Пожалуйста. У меня руки замерзли.

– Юлька, прекращай! Отзовись!

– Не отзывайся. Постой. Отдохни. Всего мгновенье…