Последние отзывы

  126  

Отчаянье Аурианы нарастало. Обе лошади тем временем ускорили свой шаг и быстро приближались к воротам. Теперь уже девушка не могла поспеть за ними. Зигвульф, Торгильд, молодой Коньярик и лучшие бегуны хаттского войска оставили ее далеко позади.

Именно в этот момент Ауриана увидела картину, которая навсегда запечатлелась в ее памяти.

Откуда ни возьмись — как будто бы с неба — на голову лошади Видо опустилась сетка — такую сеть обычно используют молодые воины для ловли мелкой дичи. Невозможно было с уверенностью сказать, кто именно набросил ее, хотя скорее всего это сделал один из друзей Одберта, бегущих рядом с его лошадью. В сетке запутались передние ноги лошади Видо, и она начала метаться. Седок попытался сбросить сетку или хотя бы разорвать ее своим мечом, но все его усилия были тщетны. Лошадь мотала головой, делала резкие движения, металась из стороны в сторону, пятилась, брыкалась; в конце концов, чепрак съехал у нее со спины, а вместе с ним на землю упал и Видо.

Одберт даже не оглянулся. Его лошадь миновала створ ворот и понеслась во весь опор по равнине. Теперь Одберт был совершенно свободен: свободен от ненависти отца, от презрения своих соплеменников, свободен от священных законов и заповедей своего народа. Его домом отныне были поросшие ельником холмы и скалы.

Что же касается Видо, то он сам понимал: его песенка спета. Люди Бальдемара уже прокладывали себе путь сквозь последнюю цепь его защитников. Еще мгновение — и дюжина острых мечей вонзилась в грудь Видо. Так и не удалось ни одному из хаттских воинов записать это убийство на свой счет и прославиться в памяти потомков. Поэтому хатты решили, что священную месть свершил сам дух дикой горной кошки, которую Видо оскорбил своими злодеяниями.

Многие из оставшихся в живых соратников Видо тут же пронзили себя собственными мечами, поскольку пережить вождя считалось несмываемым позором для воина. Те же, кто не имел в душе никакого стыда, бежали вместе с Одбертом. Их никто не преследовал, потому что люди Бальдемара были слишком измучены тяжелым сражением и слишком обрадованы свершившейся над Видо священной местью.

Никто не обращал внимание на Ауриану, кричавшую охрипшим голосом:

— Одберт! Мы упустим Одберта! Он уйдет!

Схватив одно из копий, валявшихся на земле, она бросилась было в погоню, хотя еле держалась на ногах от смертельной усталости. Тогда в отчаянии она метнула копье в спину удаляющегося Одберта, но оно, не долетев, упало на землю. Задорно вскинутый хвост лошади, уносившей прочь Одберта, развевался на ветру, словно знамя победы.

Ауриана замедлила шаг, а затем повернула назад, душа ее тяжело смирялась с поражением.

«Я не сомневаюсь, — думала девушка, — что Одберт прямиком отправляется к своим римским хозяевам. Они дадут ему людей и золото, и вскоре он вновь соберет себе армию».

Проходя мимо окровавленного искромсанного тела Видо, Ауриана отвела глаза в сторону. Рядом валялась роковая сеть. Ауриана услышала краем уха взволнованный разговор воинов, сгрудившихся над телом поверженного врага: они пытались разобраться, кто же все-таки набросил сеть на лошадь Видо. «Кто бы это ни был, — подумала Ауриана, — но именно этот человек является истинным убийцей Видо». По общему мнению, это сделал один из соратников самого Видо. Вообще-то это было совершенно невероятным поступком — зачем было одному из них совершать столь чудовищное преступление против своего вождя после долгих лет верной службы? Нет, люди, готовые отдать жизнь за него, не стали бы убивать своего предводителя столь унизительным способом. Вся эта история, похоже, так и останется неразрешимой загадкой. И Ауриана задумалась над причудами богини Судьбы, не позволяющей мести превратиться в совершенный по своей законченности и определенности акт. Всегда в последний момент Судьба подмешивает в котел какой-нибудь темный таинственный элемент, чтобы победитель не возносился слишком высоко, опьяненный вкусом победы.

Ауриана медленно брела меж мертвых и умирающих воинов, разыскивая тело Ульрика. Случайно она набрела на молодого римлянина, плачущего в предсмертной агонии и зовущего мать, словно малое дитя. Не раздумывая, она тихо подошла к нему и вонзила ему копье прямо в сердце, милосердно избавляя от мук и отправляя юношу в лоно Матери Всего Живого. Вокруг нее время от времени то там, то здесь раздавались ликующие возгласы: — Предатель повержен! Да здравствует наш непобедимый народ! Слава могучему Водану!

  126