... 
87 
– Придется пойти узнать, что этот стервец хочет.
– Не ходи, Пинки, я боюсь!
Но он чувствовал, что больше никогда ничего не будет бояться; убегая с ипподрома, он боялся, боялся боли, а еще больше боялся вечного проклятья – внезапной смерти без отпущения грехов. А теперь ему казалось, что он уже проклят, и больше ему никогда не придется ничего бояться… А мерзкий звонок все звенел, проволока гудела в передней… Над кроватью горела лампочка без абажура – девушка, умывальник, закопченное окно, неясное очертание какой-то трубы, голос, шепчущий: «Я люблю тебя. Пинки». Так вот что такое ад, нечего тут беспокоиться, ведь это его собственная, привычная комната. Он сказал:
– Я сейчас вернусь. Не бойся. Я сейчас вернусь.
На верхней площадке лестницы Малыш положил руку на новую, еще не окрашенную перекладину починенных перил. Он слегка потряс ее, чтобы убедиться в ее прочности. Его подмывало ликующе закричать от сознания собственной сообразительности. А внизу заливался звонок. Малыш глянул вниз – расстояние большое, но нельзя было с уверенностью сказать, что, упав с такой высоты, человек расшибется насмерть. Раньше эта мысль никогда не приходила ему в голову, но бывает ведь, что люди с переломанным позвоночником живут несколько часов, он знает одного старика, тот до сих пор бродит с проломленным черепом, который трещит на морозе когда старик чихает. Малышу казалось, что кто-то невидимый ей помогает… Звонок все звенел, точно зная, что он дома. Он спустился вниз по лестнице и споткнулся на рваном линолеуме – это жилье не подходит для такого человека, как он. Малыш ощущал беспредельную энергию, там, наверху, он не только не потерял жизнеспособности, а приобрел ее. Исчез только страх. Он не имел представления, кто там стоит за дверью, но испытывал злобную радость. Протянув руку к старому звонку и схватив его, он почувствовал, как за проволоку дергают. Пока он не прошел всю переднюю, продолжался этот странный поединок с незнакомцем, и Малыш одержал победу. Дергать за веревку перестали, в дверь застучали кулаком. Малыш выпустил звонок из рук и подкрался к двери, но тут же за его спиной опять начался звон, надтреснутый, глухой, настойчивый. Скомканная бумажка со словами «Заприте свою дверь. Желаем хорошо провести время» попалась ему под ноги.
Он резко распахнул дверь и увидел за ней Кьюбита, хмурого и совершенно пьяного; кто-то поставил ему синяк под глазом, дыхание у него было зловонное – выпивка всегда портила ему пищеварение.
У Малыша еще усилилось чувство торжества: его победа была беспредельной.
– Ну, а тебе что здесь нужно? – спросил он.
– У меня тут вещи, – ответил Кьюбит, – хочу забрать свои вещи.
– Тогда входи и забирай их, – сказал Малыш.
Кьюбит бочком вошел. Он начал было:
– Я не думал, что увижу тебя…
– Давай, давай, – прервал его Малыш, – забирай свои манатки и уматывайся.
– А где Дэллоу?
Малыш не ответил.
– А Билли?
Кьюбит откашлялся. Малыш ощутил его зловонное дыхание.
– Послушай, Пинки, – пробормотал он, – ты да я… почему нам не быть приятелями? Какими всегда были.
– Никогда мы не были приятелями, – отрезал Малыш.
Кьюбит как будто не расслышал. Он прислонился спиной к телефону и пристально смотрел на Малыша хмельным и настороженным взглядом.
– Ты да я, нас нельзя разлучить, – сказал он хриплым, от застрявшей в горле мокроты, голосом, – мы ведь вроде братьев. Связаны одной веревочкой.
Малыш следил за ним, прислонясь к противоположной стене.
– Мы ведь с тобой, вот что я скажу… Нас нельзя разлучить, – повторял Кьюбит.
– Думаю, Коллеони не захотел прикоснуться к тебе даже тросточкой, – сказал Малыш. – Ну, и я не подбираю его отбросов, Кьюбит.
Кьюбит прослезился, у него дело всегда кончалось этим; по его слезам Малыш мог определить, сколько стаканов он выпил. Кьюбит плакал против воли, две слезы, как капли воды, вытекали из желтоватых белков его глаз.
– Тебе не за что так со мной обращаться, Пинки, – сказал он.
– Лучше забирай свои вещи.
– Где Дэллоу?
– Он ушел, – ответил Малыш, – все ушли. – В нем опять зашевелилось чувство жестокого озорства. – Мы совсем одни, Кьюбит, – продолжал он. И взглянул в глубину передней на новую заплату линолеума в том месте, где упал Спайсер. Но это не подействовало, слезливость у Кьюбита прошла, он стал угрюмым, злым…
87 
