7 
— А сегодня у тебя есть другое объяснение?
— Нет. Только то, что в пятнадцать лет все мы сумасшедшие.
Быть величайшим в мире магом и жить в Рино — это так же нелепо, как быть папой римским и жить в Турине: в том государстве, но не в том городе.
Когда Нормана спрашивали, почему он не живет в Лас-Вегасе, он прибегал к следующей метафоре:
— Добрые люди верят, что Ватикан — столица католичества. Но это лишь прикрытие. В действительности Ватикан — сборный пункт христианских сект, мистических все как одна. То же и Лас-Вегас: туристы со всего мира едут туда, чтобы увидеть столицу игры и приобщиться к тому, что они считают местной спецификой. На самом же деле Лас-Вегас — самая гигантская в мире штаб-квартира древнейшего из тайных обществ — магии.
— Так почему же ты там не живешь? — спросил Джо.
— Именно по этой причине. Будь папа честным человеком, думаешь, он жил бы в Ватикане?
— Я даже не знаю, кто такой папа, — пожал плечами парень.
— Тем лучше. Я хочу сделать из тебя приличного человека. И сам пытаюсь быть таким — вот почему я не живу в Вегасе. Но не только поэтому: мне не нравится быть там, где, как говорится, все заваривается. Это вынудило бы меня быть только магом и никем больше.
— А кто ты еще?
— Ну, например, я мужчина Кристины.
— Ты мог бы им быть и в Вегасе.
— Меньше. У меня оставалось бы меньше времени для нее. И не забывай, что Рино — ближайший большой город к «Человеку огня», а это событие года для Кристины, праздник огня. На этом фестивале она показывает вершину своего искусства.
Последние слова Джо намотал на ус: он задумался о том, какие перспективы открылись бы перед ним, если б ему довелось поехать на «Человека огня».
Норман решил, что парень мечтает о Лас-Вегасе, и не удивился: это ведь неизбежное и естественное желание для кого угодно, тем более для юного и исключительно одаренного мага. «В двадцать лет он съездит на какое-то время в Вегас», — подумал он, с улыбкой вспоминая свои двадцать лет, которые в свое время отпраздновал именно там. В памяти всплыли некоторые подробности его тогдашних проказ, и ему пришлось признать, что эти воспоминания восхитительны.
И тем не менее он был счастлив, что не живет в этом сумасшедшем городе.
— Ты просто мормон, — говорила ему иногда Кристина, уставшая от его благоразумия.
— Да, — отвечал он. — С той лишь разницей, что я неисправимо моногамен.
Мало сказать, что Норман любил Кристину и она отвечала ему взаимностью. Пять лет назад он впервые увидел ее в представлении fire dancers — огненных танцоров — на «Человеке огня» и с первого взгляда не только безумно в нее влюбился, но и понял, что она — женщина его жизни. Удивительно, что и она в свои двадцать лет почувствовала то же самое в отношении его, понятия не имея, кто он такой.
Хоть Кристина и успела привыкнуть к зрительскому вниманию, но этот незнакомец смотрел на нее так особенно, что ей захотелось остаться в луче его взгляда. Когда на нее были устремлены такие глаза, она чувствовала себя святым Граалем.
На «Человеке огня» сцена повсюду: не успеешь покинуть одну, как оказываешься на другой. Когда Кристина погасила свои факелы, незнакомец подошел к ней.
— Норман, — представился он.
— Кристина, — ответила она.
Больше они не обменялись ни словом.
Он помог ей собрать реквизит и проводил до ее палатки.
У человека, выросшего в общине хиппи, два пути: либо стать хиппи, либо его противоположностью — психически ригидным счетоводом, бухгалтером или банкиром. Кристина оказалась исключением, счастливо избежавшим обеих крайностей: не будучи хиппи, она, однако, не отреклась от своего прошлого. Она сохранила от него то, что было ей интересно, а то, что не нравилось, отбросила.
Такая уравновешенность была удивительна, если учесть, что девушка немало пострадала от своей среды: отец приобщил ее к галлюциногенным грибам в девять лет, а в двенадцать — к ЛСД.
В тринадцать лет она проглотила пятьсот микрограммов этого наркотика, в обиходе называемого кислотой, и улетела на целый месяц. После этого она год жила в аду.
— Год с кислотой в крови, — объясняла она, — да еще в возрасте, который сам по себе кислота в крови. Мне была прямая дорога в дурдом: я постоянно, на каждом шагу испытывала дикий страх. Когда я говорила об этом матери, она отвечала: «Вот и хорошо, гаммы ты почти освоила».
7 
