44 
— Спасибо за приглашение. Но мне не хотелось бы появиться так вдруг ниоткуда и испортить их встречу с мальчиком. Я уверена, что они с нетерпением ждут вас.
— Это так. Мэт — их единственный внук.
Тогда по-настоящему у них нет ни одного, так ведь? — подумала Арден.
— Элли была единственным ребенком?
— Да. Она уехала на материк, когда ждала… до того, как родился Мэт. Они хотели, чтобы она… хм… родила его здесь, но она захотела рожать в Лос-Анджелесе. Но когда мы привезли его сюда, они были просто в восторге. Сегодня он оторвется по полной программе. Они его очень балуют.
Итак, даже родители Элли не знали, что ее беременность была фикцией. Кто-нибудь, кроме Эндрю и самой Элли, знает об этом?
Рон, конечно.
— Чем ты займешься, пока нас не будет? — спросил Эндрю.
— Поработаю над статьей. Я тут выяснила, что в гостинице есть пишущая машинка, и они могут разрешить мне ею воспользоваться. — Эндрю отговорил ее брать с собой свою портативную машинку. — Может быть, схожу в бассейн, а может быть, позагораю.
— Надень что-нибудь поскромнее. Мне не хотелось бы, чтобы какому-то бродяге с нечестными намерениями могло прийти в голову, что тебе можно сделать непристойное предложение или просто познакомиться.
Арден уперлась кулаками в бока.
— Именно так я познакомилась с тобой.
— Вот это-то и беспокоит меня.
Солнце было жарким, его тепло проникало глубоко в ее тело. Было очень приятно. Ветер с океана был немного прохладным, и только ее кожа, слегка смазанная лосьоном от загара, нагревалась под лучами послеобеденного солнца. Арден не вслушивалась в разговоры туристов, не слышала их смеха, не обращала внимания на играющих детей и шумных подростков, она слушала лишь шум прибоя. Его ритм был настолько гипнотизирующим, что ей казалось даже, что все ее тело колышется ему в такт.
Прибой ли вызвал приятное напряжение внизу ее живота? Или, возможно, это было воспоминание о поцелуях Эндрю, о его нежных руках, о его языке, который искал встречи с ее языком и который нежно прикасался к ее коже. Он открыл для нее мир чувственности, который ранее был ей неведом. До тех пор пока не встретила его, Арден считала, что такое существует только в воображении поэтов и мечтателей, романтиков, желающих воспринимать жизнь лучше, чем она есть на самом деле.
Тем не менее этот мир образов, и звуков, и запахов, и вкусовых ощущений, и возбуждения, от которого захватывает дыхание, действительно существовал. Но только для того, кому посчастливилось найти нужного партнера, с кем можно было разделять этот мир. В том мире нельзя было существовать в одиночку.
Большую часть своей жизни Арден провела в одиночестве. Теперь же ее жизнь была переполнена, и это пугало ее. Она была рядом со своим живым сыном. Ее сыном. И она любила его так же сильно и страстно, как и Джоу. Она пользовалась любой возможностью, любым предлогом, чтобы дотронуться до него, прижать его к себе, чтобы услышать его неповторимый запах, чтобы восхититься его рассудительностью и физическим развитием.
А еще она полюбила гораздо более страстно мужчину, который был его отцом.
Ей было и радостно и в то же время грустно. Радостно — потому что Она нашла их и полюбила. Грустно — потому что она осознавала, что не сможет удержать их. Она уже потеряла всех, кого любила. Она потеряет и их тоже. Настанет день, когда ей придется отказаться от них. Но пока этот день не настал, она будет наслаждаться их присутствием.
— Ох! — вскрикнула Арден, резко садясь на пляжном полотенце и толкнув при этом Мэта, который, не удержавшись на ногах, шлепнулся на песок.
— Кубик, — взвизгнул он, заливаясь смехом, и вытряхнул еще один кубик льда прямо на ее голый живот.
Арден снова охнула, втянула живот и протянула руку, чтобы забрать у него чашку с кубиками льда.
— Да, это — кубики, и они такие же чудесные, как и ты сам. Но мне почему-то кажется, что эту шутку придумал не ты.
Арден обернулась и увидела Эндрю. Он сидел на корточках за ее спиной, широко улыбаясь. У нее дух захватило, когда она увидела его, так здорово он выглядел в светло-голубых плавках, эффект был не менее сильным, чем от кубиков льда на ее разгоряченной коже. Ветер трепал его светлые волосы, и от этого он казался необузданным и беспечным — идеальным мужчиной.
— Виновен, в чем и признаюсь, — покаялся он с улыбкой.
— Так я и думала.
44 
