82 
— В собственном лесу всерьез никто не воспринимает, — опечалился леший. — Видно, старею.
И отправился домой. Там домовитая кикимора наверняка чаю заварила и вкусный обед приготовила. Подумал так, и в животе сразу заурчало, желудок настоятельно требовал приема горячей пищи. Вот за что леший ценил свою кикимору — что бы не стряслось в лесу, а трехразовое питание было всегда.
Но на сей раз Вяз Дубрович ошибался. Его кикимора вовсе не собиралась кормить благоверного разносолами, в которых, к слову сказать, слыла большой мастерицей. В тот момент, когда леший направил стопы свои в сторону дома, кикимора вовсе не гремела кастрюлями, как обычно, а стояла на пне и вещала мухоморницам, бурно при этом жестикулируя.
— Доколе?! — яростно вопрошала она замершее в молчаливом оцепенении собрание. — Доколе, я вас спрашиваю, будем мы безропотно терпеть произвол ведьмы?
Мухоморницы возмущенно зароптали. Они понятия не имели, в чем, собственно, заключается этот самый ведьмин произвол, но терпеть его точно были не намерены.
— Эта наглая пигалица взяла за моду являться в любое время дня прямо на дом и уводить наших мужчин в неизвестном направлении! — горячилась кикимора, упуская из виду то, что Светлолика с мухоморницами вообще дел не имела и уж тем более не уводила у них никого.
Но оборотницы на небольшую нестыковку внимания не обратили. Само словосочетание «уводить наших мужчин» вызвало в девичьих сердцах бурю негодования. С мужчинами в Безымянном лесу было напряженно, и теперь недолюбленных мухоморниц внезапно озарило, почему у них все так. Это злобные козни ведьмы, не иначе! Почему именно Светлолики? А как тогда объяснить отсутствие поклонников у таких красавиц? Это ведьма глаза мужикам отводит.
— Ишь чего удумала, мерзавка такая! — зашумели потрясенные вероломством лесной отшельницы оборотницы.
— Ни сама не ам, ни нам не дам?!
— Гнать ее из лесу надо!
— Правильно, девоньки…
— И избу подпалить, чтобы воротиться некуда было!
В Безымянном назревал бабий бунт. Мухоморницы разошлись не на шутку, стали рядить, кому за факелами до дому бежать или, может, стоит их на месте изготовить? Гомон стоял такой, что не на каждом многолюдном торжище случается. Каждая высказывала свое, особое, мнение, совершенно не желая слушать другую. А кикимора и рада. Ее любое притеснение ведьмы устраивало, лишь бы отвлечь девчонку от собственного супруга. Ишь лиходейка, повадилась и в дом за ним приходить, и по поручениям своим гонять как вздумается. Да и Вяз Дубрович хорош. Стоило белобрысой ведьмочке просьбу свою озвучить, конем резвым поскакал. Небось, если бы она, кикимора родная, попросила своего благоверного метнуться на поиски чего нужного, враз тысяча одна причина бы обнаружилась, чтобы никуда не ходить. Пришлось бы самой тащиться.
Никто не заметил, как из-за деревьев выскользнула еще одна кикимора. Звали ее Береника. Зеленые волосы цвета мха зачесаны назад, заплетены в причудливую косу да уложены в затейливую прическу. На каждой шпильке, вырезанной из березы, на конце затейливый цветочек или бабочка искусная, а на некоторых — живые светлячки устроились. Светится в ночи такое украшение, глаз радует. Лицо кикиморы остренькое, как у лисички, и милое. Чем-то цепляли зеленые, цвета яркой весенней листвы глаза. Зацепили и хозяина вод, да так, что женою ему стала.
— Чего расшумелись, сороки?! — хлопнула в ладоши Береника, звякнули на запястьях золотые браслеты с малахитом — мужнин подарочек.
Узнали материн голос девушки. Попритихли. Расступились перед грозной родительницей. Хоть росточком поменьше многих дочурок своих, а перечить никто не решался ей.
— Ты чего, сестрица дальняя, девчонок моих баламутить решила? — не здороваясь, спросила Береника кикимору лешего. «Кто детей к худому подстрекает, тому здоровья желать нечего», — решила она. — Думаешь их с ведьмой лбами столкнуть, а сама постоять в сторонке да глянуть, что выйдет? Так родней своею разбрасываться, пусть и дальней, — пробросаешься.
— Да я вовсе дурного не думала, — зарделась кикиморка лешего, а Беренику окинула взглядом завистливым.
Ведь мужья у них равны по статусу. Один вод хозяин, другой — леса, а одеты по-разному. Береника вон какая красавица. У нее уши серьги с малахитом оттягивают, на запястьях браслеты позвякивают, на ногах, чай, не лапти — сапожки сафьяновые, дорогие, золотом шитые, на зеленом платье цветы живые распустились, а на них бабочки разные уселись и крылышками машут так, что узор разный получается.
82 
