На самом деле никто и не дал бы ей больше. По правде сказать, Пип выглядела куда моложе своих лет. Офелия недоумевала, что мужчине нужно от такой крошки, и душа ее наполнилась самыми черными подозрениями. А набросок, по крайней мере в ее глазах, служил прикрытием его намерениям. В конце концов, он мог оказаться похитителем детей. Или даже еще хуже. Но Пип по своей наивности, конечно, ни о чем не подозревала.
— Да, — чуть слышно ответил он. — Она мне сказала.
— Зачем вы разговаривали с ней? Для чего вам понадобилось ее рисовать?!
Мэтту хотелось объяснить, до какой степени одиноко чувствует себя ее дочь, но у него язык не поворачивался заговорить об этом. И тут Пип оглянулась, заметила мать и бегом бросилась к ним. На бегу она с тревогой вглядывалась в лицо матери, решив, что той, возможно, плохо. Однако очень скоро по выражению лица Офелии поняла, что если кого и надо спасать, так только Мэтта. Мать выглядела напуганной и сердитой одновременно, и Пип почувствовала неосознанное стремление вступиться за своего нового друга.
— Мам, это Мэтт, — церемонно представила она его, словно стараясь придать налет респектабельности нелепой сцене.
— Мэтью Боулз, — представился Мэтт, протянув руку Офелии.
Но она сделала вид, что не замечает ее. Вместо этого она повернулась к дочери, в ее янтарных глазах вспыхивали и гасли огоньки. Пип прекрасно знала, что это значит. Мать редко сердилась на нее, особенно в последнее время. Но сейчас она была просто вне себя.
— Сколько раз я просила тебя никогда не разговаривать с незнакомыми людьми! Никогда! Ты меня поняла?! — Офелия повернулась к Мэтту. Глаза ее сверкали. — Сказать вам, как называется то, чем вы занимаетесь? — крикнула она. — Как вам не стыдно?! Она же еще ребенок! Делаете вид, что подружились с ней, а сами используете свои так называемые портреты, чтобы соблазнить девочку! Попробуйте только близко подойти к ней, и я немедленно позвоню в полицию. Сами увидите! — выпалила она.
Лицо Мэтта исказилось, словно от боли. Но Пип тоже разозлилась не на шутку и ринулась в атаку:
— Он мой друг! Мы просто рисовали вместе. Он ничего плохого не делал. Я сама приходила на пляж, чтобы повидаться с ним.
Однако Офелия знала лучше… вернее, думала, что знает. Она нисколько не сомневалась, что мужчина мог без труда заморочить Пип голову. А тогда одному Богу известно, куда бы он ее отвел! Страшно даже подумать, что он мог с ней сделать!
— Не смей больше сюда ходить! Ты меня слышишь? Я тебе запрещаю!
В гневе язык Офелии вечно ее подводил. А ярость, с которой она набросилась на них, сразу же выдала ее галльское происхождение. Но за ее гневом прятался страх за дочь, и Мэтт хорошо это понимал.
— Твоя мама права, Пип. Ты не должна разговаривать с незнакомыми. — Мэтт повернулся к Офелии. — Простите. Я вовсе не хотел напугать вас. Уверяю, наши разговоры с Пип были совершенно невинными. Поверьте, я хорошо понимаю вашу тревогу. У меня ведь тоже есть дети.
— И где же они? — подозрительно осведомилась Офелия. Она по-прежнему ему не верила.
— В Новой Зеландии, — поспешила вставить Пип, только усложнив ситуацию. Мэтт видел по лицу женщины, что она ему не верит.
— Не знаю, кто вы такой и почему разговаривали с моей дочерью, но, надеюсь, вы поняли, что я говорила серьезно. Если я снова увижу вас с ней, то немедленно позвоню в полицию.
— Вы выразились на редкость ясно, — буркнул он, чувствуя, что начинает терять терпение.
При других обстоятельствах он бы давно поставил эту дамочку на место. Она бросала ему в лицо чудовищные обвинения, но Мэтт понимал, как расстроится Пип, если он наговорит грубостей ее матери. Конечно, ей через многое пришлось пройти, и уже поэтому она заслуживала снисходительности. И однако, в душе Мэтта закипал гнев — никто и никогда еще не приписывал ему столь мерзкие намерения. Наверное, она здорово разозлилась, решил он.
Офелия повелительно махнула Пип рукой, и девочка, беспомощно оглянувшись на него, последовала за матерью. Слезы, которые она не сумела сдержать, хлынули по щекам. Мэтту отчаянно хотелось обнять ее, но он не мог этого сделать.
— Не расстраивайся, Пип. Я все понимаю, — мягко сказал он.
— Простите… — пробормотала она, чуть не плача. Даже у Мусса был смущенный вид, словно пес чувствовал себя виноватым.
Офелия схватила Пип за руку и потащила за собой по берегу. А Мэтт грустно смотрел им вслед. Сердце его обливалось кровью от жалости к ребенку. Он и не знал, что успел до такой степени привязаться к Пип. Ему вдруг захотелось хорошенько встряхнуть ее мать, заставить ее очнуться. Конечно, он понимал ее страхи, но ведь ей нечего бояться. Все, что нужно Пип, — это человек, с которым можно поговорить. Девочка жаловалась, что мать уже много месяцев подряд почти ничего не ест, но если кто из них двоих и выглядел изголодавшимся, то только Пип.