119 
Они с Майей подружились. Как раз Женя Светличная и напомнила, что формально Майя все еще остается вдовой человека, о чьих заслугах перед партией и страной вдруг заговорили. Племянница советовалась с какими-то людьми, ездила в Харьков, в тамошний архив, были написаны запросы, потом — Москва, и в конце концов Майя получила на руки справки о реабилитации на себя и брата, а в довесок — жилье в Киеве и небольшую пенсию. Квартира оказалась не новой, требовала ремонта, но располагалась удобно — рядом с издательством, где служила Гольцер, и поликлиникой. Две небольшие комнаты, кухня и даже ванная с газовой колонкой — что ей еще было нужно? Общими усилиями переклеили обои, отдраили полы, купили кое-какую мебель, и Майя Светличная переехала.
Вскоре она выяснила, где и как умер Дмитрий. Об остальных по-прежнему не было ни звука — будто и не жили на свете. В одной из газет промелькнуло имя Хорунжего и пропало; это был знак. Майя составила длинный перечень тех, кого знала в начале тридцатых, и возобновила хлопоты. В первом десятке стояло имя Юлии Рубчинской.
Ей помогала Женя, а позже — студенты, университетская молодежь. Удалось разыскать в Подмосковье то, что осталось от семьи Сильвестра. Дарина умерла, девочки повыходили замуж и жили каждая своим домом. Остатки отцовского архива они разделили поровну и тряслись над каждой бумажкой, написанной его почерком. Племянница вызвалась поехать и снять копии с писем, однако возникло неожиданное препятствие: восстала Зинаида, заявив, что дочь мостит себе прямую дорожку в зону. «Что за кровь у этих Светличных, зачем рыться в прошлом?» — возмущенно восклицала она со слезами на глазах. Сошлись на том, что Женя никуда не поедет и будет помогать тетке в ее поисках.
Отозвался отец Василий — он вернулся из заключения в пятьдесят третьем и через год снова загремел в те же края. Собирая сведения по крупицам, Майя повсюду искала след священника, который был дружен с Юлиановым. Конверт без почтовых штемпелей и обратного адреса, на котором стояло ее имя, принесла племянница, добавив, что письмо прибыло из Львова, а как — знать ей ни к чему.
К этому времени Женя, вконец рассорившись с Зинаидой, ушла из дома и лишь изредка наведывалась к Майе — перекусить или по делу. Расспросов она избегала, в особенности если речь заходила о ее новых знакомых.
В конверте оказался сложенный вдвое листок плотной бумаги с храмовой печатью. Некто, очевидно духовное лицо, просил ее по возможности больше не тревожить отца Василия, человека престарелого и больного, живущего на поселении, и в любом случае соблюдать осторожность. Его судьбой занимаются, и, с Божьей помощью, появилась надежда. Хлопоты и запросы в инстанции с ее стороны могут только отсрочить окончательное освобождение.
Это показалось Майе странным, но отец Василий в письме, вложенном в тот же конверт, все объяснил. После возвращения во Львов из ссылки, куда отец Василий угодил по доносу в тридцать девятом, неосторожно явившись в Харьков, чтобы повидаться с близкими людьми, его снова арестовали, обвинив на этот раз в распространении «националистической пропаганды». Он склоняется к мысли, что подобное обвинение в тридцать третьем предъявили и Павлу Юлианову. Кроме того, отец Василий писал, что летом того же года его и Марьяну Коваль, жену Казимира Валера, спасла от ареста Юлия Рубчинская. Он благодарил Господа, который привел его к встрече с этой мужественной женщиной еще во времена первой его отсидки и дал ему возможность в меру сил ее поддержать. Юлия до сих пор в лагере, хлопотать о ней некому. Муж ее расстрелян, о родителях, брате и сестре ничего не известно. Изредка приходят письма — далее следовал адрес. Зимы на Колыме страшные, однако она пока держится. Он также не теряет надежды на возвращение, а если не придется, готов предстать перед Богом с чистой совестью. За сим — благословение и братский поцелуй…
Майя отложила письмо. Вот, значит, как повернулась судьба Юлии…
Писать запросы и ходить по инстанциям ей было не в новинку, но лишь глубокой осенью пятьдесят восьмого года Юлия Рубчинская, освобожденная из ссылки с неимоверными усилиями, постучалась в дверь ее квартиры, и остаток жизни они провели вместе, больше не разлучаясь.
До того самого, третьего по счету, инфаркта, от которого Майя умерла спустя десять лет, так и не обнаружив никаких следов Павла Юлианова.
Юлия добиралась до Новосибирска из последних сил. Держало ее чудо — благодаря каменному упорству маленькой и хрупкой Майи Светличной она не только получила свободу, но и узнала, что жива Олеся Клименко. Еще одним чудом была погода — конец сентября выдался небывало теплым для этих краев, а у Юлии из вещей остались лишь старая кофта, синее суконное платье да пара поношенной обуви.
119 
