Эпилог

Бракосочетание отмечалось дважды. Сначала скромно в маленькой каменной церкви, где венчались родители Ливви, а потом в Джазратане. На торжественной церемонии присутствовали главы государств и немало представителей конного мира.

Сначала Ливви не могла привыкнуть к обилию фотографий в газетах, где она стояла под руку с Саладином. Поверх прозрачной фаты на ее голове сверкала корона из бриллиантов и рубинов, а золотое платье переливалось, как шерсть пегой лошади.

Ливви быстро освоилась в стране, которую полюбила. В ее ближайшие планы входило изучение языка Джазратана и подготовка Бархана к участию в скачках на престижном Кубке Омана. Когда ее спрашивали, насколько ей комфортно в новой роли королевы государства, ведь совсем недавно она была хозяйкой лишь скромного пансиона в Дербишире, Ливви отвечала совершенно искренне. Она говорила, что ее ничуть не смущает роскошный королевский дворец, потому что ее дом там, где Саладин.

Саладин стал реже покидать страну, а когда выезжал, брал Ливви с собой: ему нравилось представлять миру свою жену.

Когда позволяло время и новые обязанности, Ливви работала на конюшне. Очень скоро она завоевала уважение персонала, потому что была умелой, надежной и не кичилась своим статусом. На закате, когда спадала жара, Ливви любила выезжать с Саладином на конную прогулку в пустыню. Иногда они навещали «свой» оазис, где когда-то занимались любовью под сенью пальм.

После недолгих уговоров, Ливви убедила Саладина устроить церемонию официального открытия прекрасного розария и пригласить родителей Алии и ее братьев с женами в качестве почетных гостей. Поначалу атмосфера была грустной: мать Алии не могла сдержать слез, когда привязывала маленький траурный венок на ворота Фадди. В глазах Саладина тоже стояли слезы. Однако родители Алии согласились взять с собой внуков, и скоро все сидели в тенистом саду, пили жасминовый чай и с улыбками наблюдали за игрой двух карапузов среди цветущих кустов.

Прошло несколько лет, прежде чем Бархан выиграл главный приз Кубка Омана, а спустя долгое время он стал производителем. От него родился жеребенок – точная копия великолепного жеребца. Пеппа постепенно привыкла к Саладину, смирившись с его присутствием в жизни хозяйки. Кошка наслаждалась жизнью во дворце, окруженная заботами персонала, правда, вызвала легкий переполох, когда принесла пятерых котят от уличного кота, жившего на задворках конюшен. Надо отдать ей должное – Пеппа оказалась прекрасной матерью.

Саладин не позволил продавать особняк Вайтвик-Мэнор, решив, что имение станет их базой, если, устав от жары пустыни, они захотят уединиться в английской провинции.

– Важно, чтобы дети, если они у нас будут, знали и любили наследие матери. Твои корни столь же важны, как и мои, дорогая, – сказал Саладин, поглаживая голову Ливви, лежащую на его обнаженной груди.

– Совершенно согласна, – заметила Ливви, поеживаясь от наслаждения, когда рука Саладина скользнула ниже вдоль живота. – И это прекрасный повод сообщить тебе что-то важное.

Саладин замер, затаив дыхание, совсем как она, когда утром проверяла результаты теста. Они специально не планировали, но Ливви знала, как он мечтает о наследнике. Сама Ливви хотела от него ребенка с той минуты, когда Саладин надел ей на палец обручальное кольцо.

– Я беременна, – прошептала она. – У нас будет малыш.

Саладин счастливо засмеялся и бросился целовать ее, заверяя в бесконечной любви. Однако Ливви заметила, что муж оставил попытки соблазнения. Она недвусмысленно потянула его ладонь.

– Не останавливайся.

– Это не причинит вреда?

– Совершенно безопасно, – улыбнулась она, подставляя губы.

Чувство надежности и покоя, на что Саладин не смел рассчитывать, дала ему Ливви, став его мирной гаванью, убежищем, источником радости. Мир вокруг обрел законченный смысл. Саладин склонил голову и приник к ее губам в долгом поцелуе. Он благодарил небеса за снежную ночь Рождества, открывшую ему бесценный дар – дар любви.