83 
Мне все равно нечего было делать, и я сел за компьютер.
Один из последних вопросов касался непосредственно Новотных и гласил:
«Многоуважаемый господин Плассек, мы с большим недоумением прочитали о судьбе семьи с дочерью-аутисткой. Нельзя ли организовать в Вашей газете небольшую акцию по сбору пожертвований для этой семьи, чтобы она не была поставлена в зависимость от благосклонности одного-единственного благородного – или совсем не благородного – «большого спонсора»?»
Тут я вдруг вспомнил про пять золотых дукатов от моих соседей, Энгельбрехтов. И даже оживил в памяти, куда я их прибрал. И я сразу же отправился с ними в банк. На моем счете скопилось – более или менее без моего участия, если не считать полдюжины социальных репортажей – удивительные 7685 евро гонораров, 35 евро я оставил в банке, чтобы там и впредь значилась черная цифра, а не красная, как раньше, а остальное я снял. За золотые монеты мне дали 615 евро. Таким образом, в моем распоряжении было 8265 евро наличных денег, то есть до магических десяти тысяч недоставало еще 1735 евро. Времени до прихода Мануэля было ровно час, и мне не пришлось раздумывать, кому лучше всего позвонить.
– Алло, Гудрун, как дела?
– Спасибо, плохо. Флорентина заперлась в своей комнате, а Бертольд в настоящий момент недоступен для связи. Короче: мне не с кем поговорить.
– Есть с кем: со мной. Поскольку у меня к тебе важное дело. Ты могла бы одолжить мне 1800 евро?
Она присвистнула в телефонную трубку.
– Ну ты шутник. Где я возьму столько денег?
– О’кей, тогда всего лишь 1735. Прошу тебя. Мне срочно нужны деньги. Я верну через пару недель. Самое позднее в январе, тогда я буду работать в штате «Нового времени».
– Ты будешь работать в штате «Нового времени»?
– Да, это уже точно.
– Здорово, – сказала она.
– Я тоже так считаю. Я могу к тебе сейчас заскочить за деньгами?
– Сейчас?
– Да. Я же сказал, это срочно.
– Сколько, ты сказал? 1800?
– Да, 1800. Или две тысячи, если у тебя нет мелочи. Это неважно.
* * *
Должно быть, Мануэль пришел домой на пару минут раньше меня.
– Ну, что с пожертвованием? – спросил он.
– К сожалению, ничего, – ответил я.
Он казался пришибленным и смотрел на меня как на человека, от которого никакого чуда ждать не приходится. И хотя приблизительно так на меня все и смотрели последние двадцать лет, но только сейчас – от взгляда Мануэля – мне это стало по-настоящему неприятным.
Тем более я радовался сюрпризу, который мне еще предстояло ему устроить.
– У тебя много дел? – поинтересовался я.
– Ну, так себе.
– Давай навестим Роману и ее мать?
– Когда?
– Сейчас, – сказал я.
– Сейчас?
– Да, сейчас. Ну, так что, давай?
– Да. Давай. Конечно.
Он казался нерешительным.
– Но? – спросил я.
– Но что мы будем там делать, что им скажем?
– Мы могли бы попробовать их подбодрить, могли бы их немного утешить, – сказал я.
– Но как? Тем, что сообщим об отсутствии пожертвования? Это не особо утешительно. Да они и без нас это знают.
– У тебя есть идея получше? – спросил я.
– Ну, мы могли бы купить у Романы хотя бы один рисунок, если она согласится отдать. У меня есть двадцать евро. А у тебя?
Это была отличная подача.
– У меня есть десять тысяч евро, – ответил я.
Признаться, я находил себя по-настоящему крутым в этот момент, когда достал толстый конверт и бросил его на стол на глазах Мануэля – на его широко распахнутых глазах, – приблизительно такой же крутизны, как Майкл Дуглас в фильме «Уолл-стрит». При этом мой триумф состоял в том, что Мануэль в счастливом экстазе спонтанно бросился мне на шею. Так что мне уже было что предъявить пресловутому Йохену. На это и были рассчитаны десять тысяч евро.
– Значит, все-таки пожертвование поступило? – спросил он.
– Не совсем.
– Как не совсем?
– Я немного этому поспособствовал, я… собрал среди своих друзей, – замялся я.
– Вау. А я и не знал, что у тебя такие богатые друзья.
– Я тоже не знал, честно признаться, – ответил я.
Чудо второго конверта
Для Мануэля эта долгая поездка обернулась разочарованием, потому что Роману он не увидел. Но в ее папке было два новых рисунка животных, причем, судя по этим рисункам, нельзя было утверждать, что у художницы был творческий период, отмеченный внутренним покоем и теплом. Но кого бы это удивило.
Я сам поначалу был до полного изнеможения занят тем, что во всех подробностях выслушивал от Эрики Новотны историю болезни ее мужа с параличом правой руки, из-за которого он останется недееспособным на ближайшие несколько месяцев: какой может быть сантехник с парализованной рукой! Я рассказал ей об одном случае, как человек целый год после инсульта с односторонним параличом не только справлялся со своей работой, но даже выиграл полумарафон. На самом деле то был никакой не полумарафон и даже не четвертьмарафон, а международный шахматный турнир, если память мне не изменяла. Но я заметил, что госпожа Новотны была настроена цепляться за каждую соломинку.
83 
