Тео приник губами к ее шее и слегка куснул.
– О, тебе нравится. Еще как нравится. – Он отпустил ее локон. – Особенно, когда я раздвигаю твои колени рукояткой хлыста. – Энни почувствовала, как кожа пылает под одеждой. Ее охватило желание сбросить с себя все. Немедленно. – Я неспешно провожу рукояткой по твоей голени… – Тео скользнул рукой по шву на ее джинсах. – Потом по нежной коже бедра…
– Раздевайся! – Она стащила рывком через голову свитер. Тео выжидающе скрестил руки на груди, Энни повторила его жест, неотрывно глядя ему в глаза. – Я заставлю тебя сбросить одежду.
– Грубиянка.
Она разделась первой и замерла, жадно пожирая глазами тело Тео. Совершенство мускулов и сухожилий, бугров и впадин. Он был великолепен, но если Энни и уступала ему по всем статям, ее это не заботило. Как, впрочем, и его самого.
– А что случилось с тем хлыстом? – спросила она, на случай если Тео забыл…
– Я рад, что ты спросила. – Прищурившись, он склонил голову набок. – Эй, ты, живо в постель!
Энни понимала, что это всего лишь игра, но никогда в жизни она не чувствовала себя более желанной. Она медленно прошлась по комнате – владычица мира, царица сладострастия, – затем встала коленями на кровать, глядя, как приближается Тео.
«Во всем своем великолепии».
Энни присела на пятки. Торжествующий блеск в глазах Тео говорил ей, что он наслаждается игрой не меньше ее. Но не слишком ли он увлекся? В конце концов, этот человек добился известности, написав садистский роман.
Он резким толчком повалил ее на спину. Потом придирчиво оглядел ее тело, шепча отвратительные, грубые… захватывающие непристойности, описывая все, что собирается с ней сделать.
Задыхаясь, хватая ртом воздух, Энни с усилием произнесла:
– Я храню молчание. Я позволяю тебе делать со мною все, что тебе вздумается, прикасаться ко мне, где пожелаешь. Я полностью покорна. – Она с силой вонзила ногти в ягодицы Тео. – До поры до времени.
И царица сладострастия одержала победу.
Это было упоительно.
Игра раскрепостила их. Помогла сбросить с себя маску серьезности. Они резвились и рычали, набрасывались друг на друга, обменивались угрозами и боролись. Изображали то распущенность, то застенчивость. Измятые простыни свивались в клубок, угрозы становились все яростнее, а ласки все неистовее.
За окном начался снегопад, а в маленьком коттедже, в заповедном царстве чувственности и эротики, буйствовала вырвавшаяся на волю фантазия.
Тео не помнил, чтобы когда-нибудь вытворял подобные глупости с женщиной. Откинувшись в изнеможении на подушки, он поймал себя на непривычной, странной мысли, что секс может быть забавным. Острый локоть ткнул его под ребра.
– В тебе больше нет надобности, – заявила Энни. – Кыш!
Кенли никогда не могла насытиться им. Она требовала, чтобы он постоянно был рядом. А ему хотелось только одного – сбежать.
– Я слишком устал и не в силах сдвинуться с места, – проворчал Тео.
– Прекрасно. – Вскочив с кровати, Энни вихрем выбежала из комнаты. Она не шутила, когда предупреждала, что спать они будут порознь. Ему бы следовало быть джентльменом и сделать, как она просила, но Тео решил, что с ним обошлись несправедливо, и остался лежать в ее постели.
Много позднее, убедившись, что заснуть не удается, он отправился в студию. Энни спала в его кровати, свернувшись калачиком. Поборов желание улечься рядом с ней, Тео взял свой лэптоп, перешел в гостиную и устроился за столом, собираясь писать. Однако Диггити Свифт не шел у него из головы. Тео убил мальчишку в своем романе, но так и не смог прогнать его из своих мыслей. Это ему совершенно не нравилось. Презирая себя, он отложил в сторону компьютер и стал смотреть в окно на падающий снег.
Приняв душ, Энни натянула привычные джинсы с зеленым свитером, а затем вышла на кухню, где и нашла Тео.
– Хочешь, я сварю тебе кофе? – спросил он.
– Нет, но спасибо, что предложил.
– Пожалуйста.
Тео первым успел сходить в душ и одеться. Оба вели себя подчеркнуто вежливо, сменив дикую необузданность минувшей ночи на старомодную учтивость, словно пытались вернуть себе утраченное достоинство и доказать, что, в сущности, они люди цивилизованные.
Когда Тео со своим кофе перешел в гостиную, Энни отыскала в чулане старый холст и банку с черной краской, а затем отнесла все в студию. Пол здесь пестрел засохшими разноцветными брызгами, так что возможное появление новых пятен уже не имело значения. Полчаса спустя Тео стоял на свежевыпавшем снегу, с изумлением разглядывая объявление, вывешенное на фасаде дома.