ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Петербург 1913 года. Лирическое отступление: последнее воспоминание о Царском Селе. Ветер, не то вспоминая, не то пророчествуя, бормочет:

• Были святки кострами согреты,
• И валились с мостов кареты,
• И весь траурный город плыл

• По неведомому назначенью,
• По Неве иль против теченья, —
• Только прочь от своих могил.

• На Галерной чернела арка,
• В Летнем тонко пела флюгарка,
• И серебряный месяц ярко
• Над серебряным веком стыл.

• Оттого, что по всем дорогам,
• Оттого, что ко всем порогам
• Приближалась медленно тень,

• Ветер рвал со стены афиши,
• Дым плясал вприсядку на крыше
• И кладбищем пахла сирень.

• И царицей Авдотьей заклятый,
• Достоевский и бесноватый,
• Город в свой уходил туман.

• И выглядывал вновь из мрака
• Старый питерщик и гуляка,
• Как пред казнью бил барабан…

• И всегда в духоте морозной,
• Предвоенной, блудной и грозной,
• Жил какой-то будущий гул…

• Но тогда он был слышен глуше,
• Он почти не тревожил души
• И в сугробах невских тонул.

• Словно в зеркале страшной ночи
• И беснуется и не хочет
• Узнавать себя человек, —

• А по набережной легендарной
• Приближался не календарный —
• Настоящий Двадцатый Век.

• А теперь бы домой скорее
• Камероновой Галереей
• В ледяной таинственный сад,
• Где безмолвствуют водопады,
• Где все девять^[79] мне будут рады,
• Как бывал ты когда-то рад.
• Там за островом, там за садом
• Разве мы не встретимся взглядом
• Наших прежних ясных очей,
• Разве ты мне не скажешь снова
• Победившее смерть слово
• И разгадку жизни моей?

ГАВА ЧЕТВЕРТАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ

Угол Марсова Поля. Дом, построенный в начале XIX века братьями Адамини. В него будет прямое попадание авиабомбы в 1942 году. Горит высокий костер. Слышны удары колокольного звона от Спаса на Крови. На Поле за метелью призрак дворцового бала. В промежутке между этими звуками говорит сама Тишина:

• Кто застыл у померкших окон,
• На чьем сердце «палевый локон»,
• У кого пред глазами тьма? —

• «Помогите, еще не поздно!
• Никогда ты такой морозной
• И чужою, ночь, не была!»

• Ветер, полный балтийской соли,
• Бал метелей на Марсовом Поле,
• И невидимых звон копыт…

• И безмерная в том тревога,
• Кому жить осталось немного,
• Кто лишь смерти просит у Бога
• И кто будет навек забыт.

• Он за полночь под окнами бродит,
• На него беспощадно наводит
• Тусклый луч угловой фонарь, —

• И дождался он. Стройная маска
• На обратном «Пути из Дамаска»
• Возвратилась домой… не одна!

• Кто-то с ней «без лица и названья»…
• Недвусмысленное расставанье
• Сквозь косое пламя костра

• Он увидел. – Рухнули зданья…
• И в ответ обрывок рыданья:
• «Ты – Голубка, солнце, сестра! —

• Я оставлю тебя живою,
• Но ты будешь моей вдовою,
• А теперь…
• Прощаться пора!»

• На площадке пахнет духами,
• И драгунский корнет со стихами
• И с бессмысленной смертью в груди

• Позвонит, если смелости хватит…
• Он мгновенье последнее тратит,
• Чтобы славить тебя.
• Гляди:

• Не в проклятых Мазурских болотах,
• Не на синих Карпатских высотах…
• Он – на твой порог!
• Поперек.

• Да простит тебя Бог!

• (Сколько гибелей шло к поэту,
• Глупый мальчик: он выбрал эту,
• – Первых он не стерпел обид,
• Он не знал, на каком пороге
• Он стоит и какой дороги
• Перед ним откроется вид…)

• Это я – твоя старая совесть
• Разыскала сожженную повесть
• И на край подоконника
• В доме покойника
• Положила – и на цыпочках ушла…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

• ВСЕ В ПОРЯДКЕ: ЛЕЖИТ ПОЭМА
• И, КАК СВОЙСТВЕННО ЕЙ, МОЛЧИТ.
• НУ, А ВДРУГ КАК ВЫРВЕТСЯ ТЕМА,
• КУЛАКОМ В ОКНО ЗАСТУЧИТ, —
• И ОТКЛИКНЕТСЯ ИЗДАЛЕКА
• НА ПРИЗЫВ ЭТОТ СТРАШНЫЙ ЗВУК —
• КЛОКОТАНИЕ, СТОН И КЛЕКОТ —
• И ВИДЕНЬЕ СКРЕЩЕННЫХ РУК?…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

РЕШКА

  119