— Как тебе только Коля разрешает такое носить! — воскликнула она.
— А он и не разрешает… — Тут же вспомнилось, как я облачилась в это платье на Новый год, который мы отмечали в ресторане. Так мне весь вечер пришлось проходить в Колькином пиджаке, накинутом на плечи, потому что без него Геркулесов меня даже в туалет не выпускал.
— Надень вот эту футболочку, — предложила Эммы, подавая мне одну из вещей. — Она хотя бы длинная…
— Это не футболка, а короткое платье!
— Какой кошмар!
— Ничего не кошмар! — обиделась я. — Это «Фенди». Последняя летняя коллекция. Купила перед отъездом.
— У этого Феди что-то с головой…
— О! — обрадовалась я, вытрясая из пакета свой старый сарафан. Он был не очень красивым, совсем не модным, но довольно элегантным (взяла на всякий случай). Прямой, не очень короткий, а на плечах тоненькие, расшитые стразами, бретельки.
— Отлично! — похвалила позапрошлогодний «модный писк» Эмма Петровна.
Я быстренько в него облачилась, собрала волосы в хвост (прическу делать было некогда), подкрасила губы блеском, после чего готова была к выходу. Сборы не заняли больше пяти минут.
В столовую мы пришли раньше всех, но оказалось, что оформляться надо не там, а у врача-диетолога. На вопрос, зачем такие сложности, администраторша строго ответила, что прежде чем рассадить людей, надо сначала рассортировать их по группам здоровья: то есть тех, у кого желудочные проблемы, в одну кучу, потому что у них своя диета, у кого больная печень в другую, диабетиков в третью. Мы оказались в группе «эндокринников», то есть тех, у кого проблемы с щитовидкой, хотя у меня таких проблем сроду не было, но врачу почему-то не понравились мои глаза, очень они, говорит, у вас большие, это ненормально. Я с ним спорить не стала — тем более, что диета у «эндокринников» была самая щадящая, только нам и «нервным» дозволялось есть копченое-жареное, остальным ни-ни!
Когда мы вернулись в столовую, она уже была забита жующим и болтающим народом.
Мы прошли к своему столику. За ним уже сидели две женщины и что-то с увлечением обсуждали. Одной было лет сорок, второй чуть побольше. Увидев нас, они приветливо улыбнулись и представились.
— Катя, — сказала та, что помоложе, худощавая блондинка с короткой стрижкой и немного мужиковатым лицом.
— Гуля, — отрекомендовалась вторая, длинноволосая конопатая довольно симпатичная, но какая-то деревенская.
Мы назвали свои имена. Сели. И только тут заметили, что весь народ как-то удивленно нас рассматривает.
— Что они так на нас уставились? — прошептала мне на ухо Эмма.
Я пожала плечами — сама не понимала, но, приглядевшись к себе (вдруг где дырка или птичка на плечо какнула), потом к другим, поняла причину столь пристального внимания. Почти все отдыхающие были одеты в шорты, майки и сланцы. Кое-кто в джинсы и футболки. Единицы в летние брюки. И только мы, как две павлинихи, вырядились в вечерние наряды и модельные туфли.
— Эмма Петровна, — прорычала я. — Я вас убью!
— Не переживайте, девушки, — подбодрила нас Катя. — Все совершали ту же ошибку. Я тоже первый раз в боа приперлась…
— А мы и не переживаем, — надменно молвила Эмма.
— Да. Это у нас стиль такой, — подпела я. — Эмма Петровна даже на пляж так ходить собирается. Она у нас дама аристократичная…
Тут нам принесли жаркое по-домашнему, и мы на время замолчали.
Расправившись со своей порцией, Гуля отодвинула горшочек и заговорщицки зашептала:
— Вы про несчастный случай слышали?
— Не только слышали, но и видели, — ответила я.
— Как летела? — ахнула Катя.
— Нет, как лежала.
— А мы не видели, — пожаловалась Гуля. — Мы в это время жемчужные ванны принимали.
— Эта Лена из Сургута мне всегда казалась странной, — задумчиво сказала Катя. — Держалась особняком. На дискотеки не ходила. От мужчин шарахалась. Даже на лечебной гимнастике свой коврик стелила в стороне. Дикарка какая-то!
— Вот я и говорю, что она сбросилась с балкона, а не упала. У нее психоз был.
— А вы откуда знаете? — поинтересовалась Эмма.
— Она тут нервы лечила. Как и мы с Катей.
— У вас тоже психоз? — опасливо спросила я.
— Только у меня, — ласково улыбнулась нам Гуля. — А Катя просто нервная.
— И какой у вас психоз?
— Маниакально-депрессивный, — обыденно произнесла она.
Мы ахнули.
— Да вы не пугайтесь, — успокоила нас Гуля. — Я только весной опасной становлюсь, да и то для себя… Я вены себе режу, вот смотрите. — И она вытянула руку, запястье которой было покрыто белыми шрамами. Один был еще свежим. — Почти каждый март…