очень нудно 
120 
Она не противилась, когда ладони двинулись вниз по животу. Это было так странно — прижиматься спиной, — так волнующе… совсем как у лошадей, как у них с мужем тогда, в запаснике. Она была тогда одетой, и все же он пробрался внутрь и ласкал ее до тех пор, пока она не почувствовала, что умирает от непонятных желаний… Волосы на шее мягко разделились, и прикосновение его губ наполнило ее тело жарким томлением. Если бы они оба опустились сейчас на четвереньки, то он был бы совсем как жеребец, а она…
В этот момент пальцы коснулись особенно чувствительного места и у Фрэнсис вырвался невольный крик. Хок прекрасно знал, о чем она думает. Он сам представлял себе ту же картину. Позже, думал он. Еще будет столько дней и ночей. Он полностью отдался ласкам, наслаждаясь нарастанием ее желания больше, чем с кем-либо другим. Без сомнения, ее оргазм был близок. Она едва держалась на ногах и совершенно не владела собой. Он крепко прижал ее к себе за талию. Голова Фрэнсис рывком откинулась ему на плечо, ноги оторвались от ковра в мгновенной судороге, ягодицы напряглись.
Не убирая руки, он развернул ее и прижался губами к ее рту, как обычно, упиваясь возгласами женского наслаждения. Он чувствовал себя очень странно. Хотелось поглотить ее целиком, выпить ее, познав тем самым наслаждение, никогда еще не испытанное, и одновременно погрузиться в нее и потеряться, стать единым целым. Он никогда не знал таких странных мыслей, ни с кем.
Ее лоб был влажным под его губами, ноздри трепетали, губы вздрагивали. Она была еще далеко, но уже возвращалась к нему. Хок поднял ее и опустил на постель бережно, осторожно.
Фрэнсис открыла глаза, чувствуя себя бесконечно слабой и ошеломленной. Оказывается, она шептала имя мужа, и он улыбнулся, глядя на нее сверху. Он хотел ее. Это было правильно, теперь была его очередь. Она с готовностью развела ноги, позволяя войти в себя.
— Обхвати меня ногами, Фрэнсис!..
Она подчинилась. Это было словно сладостная, податливая ловушка, в которую он попал по собственной воле. Когда бедра Фрэнсис сжали его с обеих сторон, внутри нее стало еще теснее, еще прекраснее.
Она вновь прошептала его имя, ладони легли на его ягодицы, стараясь притянуть поближе, — и он на время перестал сознавать окружающее. Возможно, он стонал сквозь стиснутые зубы. Возможно, он что-то шептал ей. Все было не важно, кроме одного: чтобы это длилось и длилось, сколько хватит сил. Когда терпеть дольше стало невозможно и Хок отпустил себя на волю, он хотел, чтобы и его содрогания длились долго-предолго, вечно. Они вновь разделили этот момент.
Когда все кончилось и она ощутила всю тяжесть тела сверху, Фрэнсис приняла это с радостью. Хок был все еще внутри, и ей не хотелось отпускать его. Она была ошеломлена и счастливо слушала тяжелые удары сердца рядом с ее грудью. В этот момент она была наполнена и странным образом лишена земного притяжения.
«Какая странная штука физическая любовь, — думала она рассеянно. — Она делает человека рабом, как будто ненадолго соединяет двоих в одно целое, но выхода из этой ловушки нет». Фрэнсис заметила, что поглаживает мужа по спине, словно успокаивая, но не отдернула рук, несмотря на то, что его целью изначально было привести ее к покорности, а ее упрямство ослабить любовью к нему.
Он разбудил ее, как и собирался. Проснувшись, она узнала ощущения, о которых даже не подозревала, открыла для себя целый новый мир, из которого не было дороги назад, в неведение. Фрэнсис тихонько засмеялась, думая: много ли нужно таких ночей, как эта. чтобы забеременеть? Наверное, немного, решила она, обняла мужа и уснула.
Вернувшись к действительности, Хок был более чем обеспокоен полной потерей самообладания — более того, потерей своего "я". Фрэнсис спала. Он понимал, что слишком тяжел для нее, но когда начал отстраняться, снова ожил внутри нее. Это его всерьез раздосадовало. Она была не любовницей, а женой, и должна была стать матерью его детей, а не источником утех. «Муж не проводит на жене целую ночь», — — прикрикнул он на себя.
Он понимал, что сотворил ее сам, в буквальном смысле своими руками. Он хотел только, чтобы она не протестовала, но добился того, что разбудил в ней темпераментную женщину. Фрэнсис изменилась сама и изменила его. Проклятие, ему это не улыбалось! Он не привык терпеть женское своенравие! Она была упряма, остра на язык, она умела парой фраз привести его в бешенство, немилосердно насмехалась над ним, на выпад тотчас отвечала выпадом… но как хорошо было с ней в постели!
120 
