очень нудно 
107 
О нем я почему-то вспомнил, едва продрал глаза. Наверное, потому, что похмельный синдром часто навевает воспоминания о событиях такого же порядка, произошедших ранее.
А мы с Мазаем во время нашей последней встречи надрались до чертиков. И естественно, на следующее утро я был остекленевшим и с больной головой.
Конечно, сегодня мне было значительно легче – если не считать болевых ощущений после схватки с Анубисом, все еще напоминающих о себе во время резких движений. Этот гад все-таки умудрился достать меня несколько раз.
Но мозги, которые должны были, по идее, заниматься продуктивным трудом, начали выдавать на-гора разные фантастические домыслы. И бомж Мазай неизвестно по какой причине занимал в этих интуитивных бреднях главенствующее место.
Я почему-то был уверен, что с ним что-то случилось. И эта уверенность крепла во мне с каждым километром, убегающим назад мимо окон моей машины.
Когда до крематория осталось не более пяти километров, я от нетерпения начал ерзать на сидении, будто оно было утыкано иголками. Волнение все усиливалось, и я, вместо того, чтобы подъехать по уже знакомой дороге прямо к зданию крематория, совершенно спонтанно свернул в посадку.
Загнав машину вглубь лесополосы, я едва не бегом начал обходной маневр. Я хотел подойти к зданию крематория сбоку.
Я знал, что там находилось люк, через который Мазай спускал в подвал тяжелые мешки с овощами и фруктами, собранными на полях и в садах, а также разнообразный скарб, найденный бомжем в брошенных квартирах. В принципе, он не был ленив до безобразия, но не хотел таскать тяжести по ступенькам и подвальному лабиринту.
Вот и не верь интуиции… Укрывшись за толстым древесным стволом, я наблюдал за козырным "джипом", стоявшим у парадной двери крематория. (Это если говорить высоким стилем, потому что дверное полотно сперли неизвестно когда). Возле машины околачивался хмурый тип с квадратной башкой и низким лбом дегенерата.
И он был вооружен – под полой длинного пальто угадывались очертания автомата. В общем, здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты…
Итак, у Мазая "гости". Что они прибыли сюда не ради дружеских лобызаний, я мог бы поспорить с кем угодно и на что угодно.
Но какая причина заставила братву съехать с хорошо укатанного асфальта на ухабистую дорогу, ведущую к промежуточному полустанку между жизнью и местом вечного покоя?
Вопрос… Но думать над ним было недосуг. Мне светили два варианта: или рвать когти, пока трамваи ходят, или ввязаться в совершенно безнадежное мероприятие.
Я с досадой тихо чертыхнулся: ну что тебе стоило, остолоп, прихватить на работу "пушку" Анубиса!? А теперь что делать – швыряться камнями, этим классическим оружием пролетариата, и кричать "Свободу Мазаю"?
Блин! Вечно жизнь подсовывает мне задачки не для среднего ума…
Уехать можно и даже нужно, если поступить рассудительно и мудро. Но когда я отличался этими качествами? Что-то не припоминаю.
А если учесть, что братва в подвале сейчас, скорее всего, изгаляется над Мазаем, к которому я испытывал добрые чувства, то можно понять, почему мои ноги понесли меня сами в направлении "грузового" люка.
Можно было пойти и напролом. Но это уже чистое безумие. Дегенерат с автоматом может поднять шум и тогда меня ничто не спасет.
Ко всему прочему, в моей душе теплилась надежда на то, что все-таки Мазай просто беседует с кем-то из "крутых". И не грех было подслушать, о чем идет речь. Ведь я знал Мазая поверхностно, а что там у него под оболочкой – поди угадай.
Люк закрывался просто – он был привязан медной проволокой. Она оборвалась легко, и я спрыгнул в подвальное помещение, заваленное разным мусором.
Немного освоившись в темноте, я стал на расчищенную Мазаем дорожку, и осторожно двинулся на звуки голосов. Я старался идти тихо, но это было сложно.
Сначала я нечаянно пнул ногой консервную банку, но, на мое счастье, она лишь зашуршала по тряпью и обрывкам газет. А потом мой лоб попробовал на твердость какой-то столб или колонну.
Я беззвучно взвыл и вспомнил кое-какие нехорошие слова. Но этот эмоциональный всплеск длился недолго.
Голоса за стеной зазвучали громче, а затем послышался хриплый вскрик и протяжный стон.
Жалеть себя и стенать было недосуг. На цыпочках я поспешил к проему, откуда сеялся бледный свет.
Хорошо, что путь туда был свободным от разных предметов.
Картина, которую я увидел, подтвердила мои самые худшие предположения. Раздетый до пояса Мазай был подвешен за руки к толстому пруту арматуры, торчавшему из полуразрушенной балки перекрытия. Возле него стояли двое, по наружности – "быки". Мне они были не знакомы.
107 
