очень нудно 
59 
— Иван… Простите, можно я без отчества буду вас называть?
— По мне так еще и лучше.
— Иван, я вот еще что хотела спросить: в том письме, которое вы оставили отцу, было написано: «Я должен сделать то, что обещал матери перед смертью, и сделаю это» — что подразумевалось под этим?
— А, вы подумали, что она завещала мне отомстить отцу? Так вот она как раз наоборот: она просила обязательно передать ему, что она прощает его за все. Она, видите ли, была уверена, что его мучает совесть! Русские женщины не больно-то горазды на месть…
— А отца вашего и вправду мучила совесть, — задумчиво сказала Апраксина.
— А, бросьте! Это вы своего клиента выгораживаете из благородства. Не было у него никакой совести.
— Нет, Иван, я говорю чистую правду. И очень жаль, что вы так и не встретились с отцом, все могло бы измениться к лучшему…
— Для него или для меня?
— Для обоих.
— Утешаете… Напрасный труд и пустые хлопоты, графина Елизавета Николаевна! Я человек простой и по милости отца малообразованный, мне благородство не по чину, а потому так и запомните: сам умирать буду, а отца не прощу.
— А в Бога вы, конечно, не верите?
— Где был ваш Бог, когда умирала моя мать?
— Если я скажу, что в это время Он ждал ее, раскрыв объятия для страдалицы, сумевшей простить обидчика, вы мне поверите?
Иван помолчал, потом криво усмехнулся.
— А вы знаете… поверю! Мать была юродивая чудачка, доброты несусветной, а Бог ведь таких любит. Или нет?
— Бог всех любит, но каждого по-разному. Вашего отца Он жалеет, а вот такие, как ваша мама, у него ходят в любимцах.
— Отец тоже в Бога не верил, если только тут не перестроился под старых эмигрантов.
— Увы, похоже, что не успел.
— Вот и хорошо!
— Не понимаю?
— Не хочу, чтобы за него кто-нибудь молился.
— А вы не знаете, ваш отец был крещен?
— Никогда не интересовался. Но могу, конечно, у бабушки спросить.
— Спросите!
— Вы думаете, кто-нибудь захочет за него молиться? Сомневаюсь, что есть на земле такой человек.
— Уверена, что хотя бы один такой человек есть.
— Это кто же? Кто-нибудь из его баб, таких же дурочек, как моя мать?
— Да нет, я подумала о себе… Келейно, то есть дома перед иконами, я и сейчас за него молюсь, и с первого дня нашего с ним знакомства молилась.
— Помогло это ему?
— Не знаю… Ваш отец, Ванечка, был, в сущности, очень и очень несчастный человек. Надеюсь, что вы это со временем поймете.
— Не понимаю и не хочу понимать. И не надо вести со мной душеспасительных бесед: я вообще ни к какой идеологии не восприимчив, меня еще в школе закалили.
— Понимаю… Иван, а вы только одно письмо написали отцу — то, что оставили на двери?
— Да. А оно у вас?
— У меня только копия, само письмо уже в полиции.
— Жаль. Похоже, мне не суметь остаться в стороне, как вы считаете?
— Нет, в стороне вам не остаться: есть еще соседи, которым вы представились, когда спрашивали их об отце.
— Черт! Выходит, что он и перед смертью успел еще мне напакостить. Если меня притянут к делу об убийстве, мне навряд ли светит политическое убежище.
— Посмотрим, посмотрим. Кстати, а как же вы все-таки эмигрировали, Ваня? Или отец все же прислал вам вызов?
— Никто мне никакого вызова не присылал, я перебежчик.
— Ого! Ну-ка, расскажите поподробней!
— Меня должны были в армию забрать, и я решил, что одно к одному складывается: мне и отца повидать надо, и в армию идти нет никакой охоты, ну, я и решил бежать.
— Как же вам удалось перейти границу и где?
— В Карелии. Я не один был, а с дружком. Сиганули ночью вплавь через границу по Вуоксе, это там река такая, прямо границу пересекает, а на том берегу нас ждал финн с машиной. Напарник мой был фарцовщик…
— Кто-кто он был?
— Фарцовщик — это человек, который незаконно торгует с иностранцами на территории СССР. Он постоянно крутил какие-то дела с финскими туристами, а потом подкопил валюты и решил на Запад перебираться; знакомый финн ему за водку и проложил весь маршрут.
Встретил нас уже в Хельсинки и отвез к самой границе со Швецией. Там у него были свои люди на границе, нас даже не остановили. В Швеции мы сдались властям, и я сразу заявил, что у меня отец живет в Германии, в Западном Берлине. Сначала из-за этого получилась задержка — я ведь не знал, что отец уже успел в Мюнхен перебраться. Но потом все выяснилось, мне даже адрес отца дали и посоветовали позвонить или написать ему, чтобы он начал хлопотать о моем въезде в Германию. Ну я, конечно, время терять не стал, да и унижаться не хотел и просто перебрался в Германию на пароме. После перехода советской границы этот нелегальный переход показался мне приятной морской прогулкой.
59 
