40 
— Леха, — выдавил Савельев. — Ника все время вспоминала о тебе в последние дни. Можешь понимать дословно — в наши последние дни…
— Поэтому-то я здесь! — по-киношному героически выкрикнул Холодов. Он вжимался в стенной выступ, такой же беспомощный, как и те, попавшие в клетку. Внизу, в городе, казавшемся отсюда просто микроскопическим, поисковые группы мероитов все еще прочесывали улицу за улицей, дом за домом. Они видели человека на высокой стене храма, но никто из них даже подумать не смел, что это тот самый разыскиваемый чужеземец. Такая небывалая смелость — или глупость — да нет, так не бывает.
— Ах, вот почему ты здесь! — протянул Савельев с непередаваемым сарказмом. — Значит, ты прилетел из России, чтобы преподнести себя в жертву местному богу дождя? Трогательно. Ну, ты даешь, Леха. Я бы на твоем месте поискал смерти посимпатичнее. Неужели же тебе неясно, что не пройдет и часа, как тебя прикончат?! Зачем ты вообще явился в Мерое?
— А ты что, думал, что ваше исчезновение не заинтересует СМИ всех стран? Да они как с цепи сорвались, все о вас трещат без умолку! Суданская армия в шухере, весь мир с нетерпением ждет результатов поисковых мероприятий. Как обычно, ни за что, ни про что во всем обвинили террористов. И все ждут, как водится, кровавой развязки, — Холодов покосился на затаившийся внизу город. Жуть, как высоко! — Кто ж мог подумать про таких похитителей? Это ж ожившая вдруг сказка.
— Проклятая, кровавая сказка! — сказал, что сплюнул, Савельев и покосился на Веронику. Она все еще была без сознания и никто не мог ей помочь. — Даже если бы мы были просто заложниками… то кто бы заплатил выкуп за беспортошных туристов-экстремалов и одного эмчеэсовца со сдвигом в древнюю историю?
— Да никто, — зло усмехнулся Холодов. — Перед отъездом я переговорил с парочкой-другой наших думцев. Им ваше исчезновение вообще по фене! Их куда больше «ВВП» волнует. Что такое простой человек, да еще и у нас?
— Ну, ничего другого я и не ожидал, Леш. И поэтому ты решил положиться на собственные кулаки?
— Вот именно! Африку я неплохо изучил…
— Я знаю. Только здесь не просто Африка. Так что толку никакого не будет…
— Но я же нашел вас, Пашка… Это что-то да значит. Другие-то пошныряли по пустыне, и все. А я — вот он, я! Здесь!
— Прекрасно! Твое присутствие так… успокаивает, обнадеживает! — и Савельев насмешливо поклонился бывшему школьному товарищу.
— Ты считаешь меня идиотом, да, Паш?
— Я никогда не любил насквозь фальшивого американского геройства, Леш, и ты это прекрасно знаешь.
— Да.
— А еще ты знаешь, я много где побывал, много кого уже потерял, — Савельев устало привалился к решетке. — Но я никогда не планировал стать жертвой прожорливых богов в неизвестном городе-государстве, древнем, как я не знаю что. Причем здесь все бормочут о каком-то гребаном завете царей, гарантирующем вечное счастье и процветание народа! Мерое, страна без войн и преступлений… вот уже тысячи лет. Черт побери, лично мне все здесь интересно. Несмотря ни на что.
— Значит, твоя и Никина сказочная Мерое нашлась, — Холодов еще раз глянул на раскинувшийся внизу фантастический город. С гор неслись глухие удары гонга. Поисковые отряды возвращались несолоно хлебавши. Искали, но так никого и не нашли. — Твоя мечта сбылась, да, Паш?
— Более того, мы даже местную царицу-богиню видели.
— Кого?! Ну-ка, повтори!
— Ее зовут Сикиника. Удивительно красивая женщина. Я таких и не видел никогда, честное слово. И даже разговаривает по-меройски. Прикидываешь, Леш?
— М-да, с ума сойти! Мы вон его тоже учили. Лично я так и не выучил.
— А ее верховный жрец и главный хирург по совместительству Домбоно преспокойненько говорит по-английски с чисто оксфордским акцентом…
— Да не передергивай ты, — недовольно поморщился Холодов. — Лучше помоги хоть чем-нибудь Нике.
— Разве что подую на нее… До сих пор твоя невеста мужественно держалась, она вообще смелая девчонка. Но тут явился ты и подкосил ее, лишил силы.
— Пашка, — сглотнул комок в горле Алексей. — В другое время ты у меня за все схлопотал бы.
— Да я не такой уж и плохой, дружок, — глухо рассмеялся Савельев. И отвернулся, стараясь скрыть слезы. — Я должен говорить гадости, понимаешь… иначе свихнусь точно так же, как наш Шелученко. Мерзотный типчик, скажу я тебе. Да и вообще, о чем тут говорить-то? О возможности выбраться из клеток и вернуться к нашим дорогим, нормальным людям? Ты знаешь, как это сделать? Вот и я не знаю. И ты не знаешь. Давай-ка, братец, поболтаем о всякой светской ерунде, пока нас не отволокут на жертвенник, не выпотрошат грудь и не преподнесут наши сердца богу дождя. Если богу закусь понравится, мы спасем для мероитов урожай. Тогда в смерти появится хоть какой-то смысл… а то ведь миллионы умирают совершенно бессмысленно!
40 
