Последние отзывы

  157  

Подошел Штоквиц.

– Поздравляю, – сказал он офицерам. – Новый день уже начался, желаю вам остаться мужественными, господа!

– Постараемся, – вяло ответил Карабанов.

Штоквиц неожиданно вспылил:

– Могли бы, поручик, и ручку свою приложить ко лбу, коли разговариваете со старшим. Не так уж и трудно, кажется!

– Не смею отказать в такой любезности. – Карабанов подчеркнуто козырнул. – Позвольте мне также пожелать вам остаться мужественным.

– В обратном меня и некому упрекнуть!..

Впрочем, гарнизон Баязета не нуждался в подобных пожеланиях: пренебрегать смертью научились все и проделывали это даже с некоторой беспечностью. Смерть за эти дни потеряла свою остроту, к ней привыкли, но еще сильнее обострилась жажда – неумолимая раздирающая внутренности, проклятая.

– Сколько годков живу, – признался Хренов, – а все думал, что нет большего приятства, как почесать то место, которое чешется. А теперь вот думаю, что слаще всего на свете – водицы испить. Хорошо бы холодненькой!

На него прикрикнули:

– Заныл, старый! И без тебя тошно…

А день выдался особенно знойный. Люди задыхались в раскаленных каменных мешках, стрелки часто отходили от своих бойниц, ложились на землю. Жажда одолевала. Вода грезилась, вода шумела в ушах, вода плескалась под ногами.

Люди к полудню начали впадать в беспамятство: идет солдат, идет – и, взмахнув руками, вяло рухнет на камни. К нему подбегут, начинают трясти, но солдатское тело уже сделалось вялым, словно худая тряпица, и не сразу откроет он глаза, чтобы жалобно попросить:

– Хоть каплю… Неужто же нету?

После неудачного штурма турки окружили цитадель рвами окопов. Перестуки выстрелов, клубы вонючего дыма, шлепанье пуль, резкие вскрики людей, попавших под удар свинца, быстро густевшие на плитах дворов лужи крови, с дребезгом разлетающиеся ядра – все это уже настолько примелькалось и осточертело защитникам Баязета, что даже перестало ужасать.

– Воды бы! Хоть каплю… – вот, пожалуй, самое главное, чем мучились истомленные люди.

Священник навестил вдову Хвощинскую, выложил перед нею на стол подарок: две церковные свечки и просфору.

– Пожуй, – сказал дружелюбно. – Что ни говори, а все же пшеничная. Да и свечечки иной раз затеплишь. Может, с огоньком-то и не так скучно будет…

– Спасибо тебе, батюшка, – ответила женщина.

Отец Герасим поманил ее пальцем.

– Слышь-ка, – сказал он доверительно. – Казаки-то сейчас бахвалятся, будто Ватнин посулил им свою дщерицу со всем ейным барахлишком за того молодца выдать, который воду в крепость откроет! Корявый или кривой – все едино, только, мол, дай воды гарнизону напиться!

– Как это? – удивилась Аглая.

– А вот так… Кто сумеет из-под носу турок воду обратно в крепость погнать, тот и получит девку с приданым! Не знаю уж – правда это или врут людишки…

– Просто бредят, – устало отозвалась женщина, едва улыбнувшись. – А впрочем, кто их разберет, этих казаков… Ведь клялся же граф Платов, что отдаст свою дочь за любого казака, который ему Наполеона живьем приведет на аркане!

Аглая повязала на голову белую косынку, затянула на поясе гуттаперчевый фартук, собираясь идти в госпиталь. У порога ее сильно качнуло от слабости, и отец Герасим придержал ее за локоток.

– А ты не падай, – внушительно заметил он ей. – На тебя-то сейчас глядючи, и весь гарнизон – во как! – зубы стиснул. Ты держись, дочка. Бог не выдаст – свинья не съест!..

В госпитале пахло чем-то кислым, тлетворным. Несколько застрельщиков, невзирая на стоны раненых, тут же примостились возле окон. Стрельба не мешала, как видно, Сивицкому, и он заканчивал очередную операцию.

– Лежи, хвороба! – кричал капитан на ерзающего под ножом солдата. – Лежи, а то зарежу к чертовой матери… Это очень хорошо, что вы пришли, – бросил он в сторону Аглаи и тут же приказал ей: – Tupfen! Aber zum Tupfen!..

Оперируемый жалобно скулит, глядя на женщину умоляющими глазами. Когда его снимают со стола, Сивицкий говорит:

– Сегодня пришли четыре молодчика с многоглавым вередом. Это и понятно: кругом грязь. И, кажется, некоторые из героев уже обзавелись блондинками, а вши в таких условиях грозят быть не совсем-то приятными сожительницами.

– Умерших сегодня много? – спросила женщина.

– Не в них дело, – сердито ответил капитан. – Я скажу вам так, любезная: если смотреть на нашу работу без хвастовства и бабьего умиления, то мы, поверьте, лечим не так уж и плохо. Однако взгляните, как виснут над лагерем смрадные испарения!..

  157