очень нудно 
34 
И тут же обругал себя за несдержанность, однако, когда Лейни обернулась, устремив на него ледяной взгляд и воинственно выпятив подбородок, раскаяние Дика вмиг улетучилось. Раз она хочет войны — пусть получает. Все равно проиграет, это неизбежно. Он посмотрел на нее таким пронзительным, испытующим взглядом, который обычно приберегал для свидетелей, дающих заведомо ложные показания.
— Ты не фригидна. — Голос его понизился, приобретя бархатистый оттенок. — Мы оба это знаем. Тебе нравятся мои прикосновения, нравятся мои ласки, по-моему, я и сам тебе нравлюсь. Так в чем же проблема, Лейни? Почему ты испугалась, когда я заговорил о женитьбе?
— Хочешь разобраться? Хорошо, давай разберемся. Мы с тобой из разных миров. Я не хочу жить твоей жизнью. А судя по количеству телефонных звонков, раздающихся здесь в течение всего дня и даже вечера, вряд ли ты сможешь перебраться сюда вместе со своей многочисленной клиентурой и стать частью моей жизни. — Лейни отвернулась и стала протирать губкой крышку газовой плиты. — Но все это тут ни при чем; даже если бы мы вместе выросли, я все равно не захотела бы выходить замуж.
— Ну а я хочу на тебе жениться. Хочу, чтобы у моего ребенка была фамилия.
— У него и будет. Моя.
— Лейни, я хочу, чтобы мой ребенок, мой единственный ребенок, носил мою фамилию.
— Тогда пойдем на компромисс: пусть носит двойную фамилию.
— Маклеод-Сарджент? Сарджент-Маклеод? За что же награждать бедного беззащитного ребенка таким имечком?
— Придется.
Дик расстроенно взъерошил седые волосы.
— Ты вынудишь нашего ребенка всю жизнь объяснять, почему у его родителей разные фамилии, почему они не живут вместе, почему они не женаты?
— У многих детей родители не женаты.
— Верно. Но большинство из них когда-то были женаты. И потом, если теперь это стало чуть ли не нормой, отсюда еще не следует, что это правильно.
— Он же не будет знать ничего иного, не то что дети из распавшихся семей. Это не одно и то же.
— А как будем делить его между нами, между противоположными частями страны, между двумя разными культурами? На твой взгляд, это идеальное решение? Лейни, это совсем неподходящая жизнь для малыша. Ребенок должен расти с обоими родителями — и с отцом, и с матерью.
— Я же сказала, ты будешь с ним общаться. Будешь видеть его, когда захочешь.
— Я не хочу, чтобы мой ребенок рос с одним родителем!
— Я ведь так выросла, и ничего — жива!
К этому моменту они уже перешли на крик. Слова Лейни звонким эхом отскочили от стен кухни и на мгновение лишили обоих дара речи. В наэлектризованном воздухе слышно было только их прерывистое дыхание.
Лейни первая отвела взгляд, и при виде ее поникших плеч сердце Дика сжалось от боли. Он хотел подойти к ней, обнять, утешить, но благоразумно воздержался. Он знал, когда и как надо оставить в покое допрашиваемого свидетеля.
— Оставь тарелки, я домою, — тихо сказал он.
Лейни порывисто обернулась, словно желая поспорить, но вдруг пошатнулась от усталости, побледнев, и Дик увидел, как она осунулась за время разговора, под глазами залегли темные круги. Дик обругал себя за то, что так жестоко загнал ее, вынуждая сделать это признание. Очевидно, ей не хотелось извлекать на свет Божий эту часть своей биографии. Кивнув, Лейни молча вышла.
Когда полчаса спустя Дик зашел в спальню, Лейни лежала в постели, забившись под одеяло и подтянув колени к груди, насколько это было возможно в ее положении. Она машинально поглаживала живот, в котором неистово ворочался малыш. Дик сел рядом.
— Все в порядке?
Она одарила его взглядом, в котором отразилась вся нелепость этого вопроса.
— О да, просто замечательно. — Она села, ухватившись за стеганое покрывало побелевшими пальцами. — Мужчина, которого я даже не знаю, переезжает ко мне и принимается перестраивать мой дом. Теперь же он хочет перелопатить всю мою жизнь. Я не выйду за тебя, Дик. Понимаешь?
— Лейни, — мягко сказал он и уложил ее обратно на подушки. Она снова начинала заводиться, и он опасался, как бы это не вызвало очередной приступ судорог. — Нет, не понимаю, но больше не буду тебя расспрашивать.
Истерика вроде бы улеглась. Лейни смотрела на него словно ребенок, которого только что убедили, что страшный сон — всего лишь сон.
— Не будешь?
— Нет, раз это так тебя огорчает. — Он робко потянулся к ней. — Ты просто уникум, Лейни. Любая другая женщина в твоем положении всеми правдами и не правдами склоняла бы мужчину к женитьбе. В общем-то это меня в тебе и привлекло: ты совсем другая. — Он легонько провел пальцами по ее щеке. — Что случилось с твоим отцом?
34 
