22 
– Что? Что ты там бьешься об заклад? – сказал я. – Наверное, что завтра, как обычно, будешь сама выписывать свои чеки без моего на то благословения?
После крохотной паузы Лоранс вышла из комнаты и бросила мне в лицо:
– Только ты без моего никак не обойдешься!
За две минуты она подкрасилась, переоделась в черное и выглядела теперь как разгневанная статуя правосудия, что ей очень шло и заставило меня подумать совсем по-новому о ее вечных жалобах. Я шагнул к ней – вдруг она отпрянула и закрыла лицо рукой, словно я собирался ее ударить, – я был поражен, даже в мыслях у меня никогда ничего подобного не было.
– Я опаздываю, – выдохнула она. – Пропусти меня! Разве ты не видишь, что я опаздываю?
Каждый первый четверг месяца Лоранс играла в бридж со своими однокашницами; самое большее, что она могла проиграть или выиграть, – это сто франков; поэтому такая сумасшедшая спешка меня сильно удивила.
– Ну что ж, иди, иди! Не ставь только наш общий счет на большой шлем.
Но она уже открыла дверь и, не дожидаясь лифта, засеменила вниз по лестнице. Я облокотился о перила. Лишь с нижней площадки Лоранс посмотрела вверх каким-то сияющим взглядом и с явным облегчением крикнула:
– Ну и как же ты собираешься скрутить этих банкиров?
Саркастический вопросец. Она строила из себя гордячку, но я-то был уверен, что в конце концов Лоранс не откажется от денег, которые сегодня были ей так ненавистны. Ей никогда не удавалось слишком долго презирать звонкую монету.
– Как скручу? – выкрикнул я, перегнувшись через перила. – Дорогая, положу все эти доллары на твое имя, отдам все тебе, одной тебе. И никакой моей подписи на чеках не понадобится! Иногда, если захочешь, выпишешь мне чек.
И, чтобы не слышать отказов и протестов, убежал в квартиру и захлопнул дверь. Однако ее крик, который я успел услышать, был скорее удивленным, чем протестующим.
Глава 6
Это был один из дивных мягких парижских вечеров конца сентября. Небо еще заливала синева – то густая, то прозрачная, как морская волна, то сумеречная, ночная; но это великолепное полотнище, протянувшееся от горизонта до горизонта, местами уже стало выцветать, особенно по краям оно казалось порванным, слегка запятнанным, в подтеках, словно тронутое стайками розовых облаков, вобравших в себя зябкий сероватый пресный отблеск городских огней, расцвечивающих низкое, будто зимнее, небо – скоро и все оно скроется за облаками. Но в этот вечер вдруг повеяло холодом, надвигающейся зимой; где-то неподалеку садовник или подметальщик развел костер из опавших листьев – в изысканно-терпком запахе дыма чудилось что-то подкупающе детское, он навеивал воспоминания о деревне, особенно мучительные, если все детство прошло в городе.
На поэтический лад меня настраивали беседы с Кориоланом, к которому я отправился в наше любимое кафе, как только Лоранс вышла из дома. Я показал ему копию договора с банком и вновь почувствовал на себе снисходительно-любящий взгляд, которым он, к моему великому стыду, обычно меня осаживал.
– Ну в самом деле, послушай, – сказал я, – ведь не может же Лоранс отказать мне в подписи, если я захочу взять свои собственные деньги в банке? Это просто немыслимо!
– Ты так считаешь?
– Но ведь она же их не хочет!
– Да, не хочет! Особенно не хочет, чтобы они были у тебя! Ты еще не понимаешь? Для Лоранс твои деньги значат, что ты теперь можешь купить себе билет на самолет и улететь один к каким-нибудь блондинкам, чтобы отплясывать с ними ча-ча-ча в казино – без нее, разумеется. Она ненавидит эти деньги, а теперь, когда может их у тебя отнять… – Он покачал головой.
Но я, как идиот, твердил:
– Ну что ты… она не может мне запретить…
– Она может тебе отказать в пачке сигарет, если захочет! – твердо выговорил Кориолан. – Да пойми ты: тебе и сантима, может быть, не дадут из этих денег. Хорошо же они тебя облапошили… Эх ты, шляпа!
Я пробурчал, что это просто невероятно… Но теперь мне припомнился довольный вид моего тестя, жест Лоранс, когда она испугалась, что я ее ударю… испугалась – значит, было за что… теперь я и сам начал это понимать… И все-таки невероятно…
– Ты думаешь, она осмелится?..
Кориолан только пожал плечами и отвернулся. С брезгливым видом он протянул мне бумаги, похлопал по плечу, откинулся на стуле, усталый, измученный…
– Который час? – спросил я.
– Уж не собираешься ли ты спокойненько вернуться к семейному очагу? – встрепенулся Кориолан.
22 
