очень нудно 
26 
— Не сомневаюсь, что так оно и было.
Я вошел в лифт; проехал восемнадцать этажей без остановок, пробежал по коридору, опасаясь попасться на глаза горничной. Что за ужас? Почему я так напуган? Чего мне, собственно, бояться, на этой стадии игры? Но я чувствовал, как предостерегающая рука сжимает мое сердце. Это прикосновение говорило: за углом тебя ждут ужасные последствия.
Я вытащил бутылочку таблеток с морфином (засунул их за бутылку виски), вытряхнул одну на ладонь и выпил вместе со стаканом воды. Задвинул занавески и лег на кушетку. Несколько минут неуверенности, и таблетка подействовала; я почувствовал, как сухожилия моей спины расслабляются, словно отклеиваются. Я подумал: из-за чего была эта дурацкая ссора? Удар? Люди получали удары этой ночью по всему городу. Я вздохнул. Закрыл глаза. Понял, что делать. Отдохнуть здесь немного, потом позвонить Джессике, сказать кое-какие обязательные вещи, то да се. Странно, сегодня утром я чувствовал оптимизм по поводу Саймона. Моя недавняя грусть. Кто бы не дал ему за это по физиономии? И постепенно ужас всего этого, бледное лицо Джессики, Морли, слетающий со стула, парень в бейсболке увяли, стали чем-то вроде незначащего пустяка. Лицо здесь, слово там — все соскользнуло в глубину.
Когда я проснулся, со светом было что-то не то. Я лежал на кушетке, гадая: что не так со светом? Он казался жестким, каким-то чересчур реальным. Невозможно, думал я, объяснить, какую депрессию может вызвать у человека определенного вида свет. Прозвучит несколько эксцентрично. Он утверждает, что солнечный свет вызывает у него депрессию. Нет, поправимся, определенный солнечный свет вызывает у него депрессию. Это личное дело каждого, все это. Какое облегчение (будем откровенны) — бросить все это, освободиться от этого стресса. Потому что одиночество — это ощущение, что-то вроде подвешенного мертвого груза в середине груди. Почему человек все время цепляется и цепляется за кончики чужих пальцев? О, это ты. Рад, что ты пришел.
А потом я понял, что не так со светом в моей комнате. Интервью, утреннее интервью с чиновником из Миннеаполиса. Я пропустил его. Я стоял над унитазом, пытаясь пописать, пытаясь вспомнить, как писать, когда зазвонил телефон. Я схватил трубку, во рту была сухая фланель.
Это был босс.
— Ты чувствуешь себя лучше? — сказал он.
Я не смог ничего ответить. Он сказал:
— Джессика передала мне, что у тебя простуда.
— Похоже на то, — сказал я, поворачивая кран и брызгая водой в свой опаленный рот.
— У моей секретарши на прошлой неделе было то же самое.
— Правда?
— Просто встала и сказала: «Мне нужно уйти домой».
— Вот так. Это то самое.
— Бейджинг-грипп.
— Должно быть. Переехал меня, как поезд.
Пауза.
— Мы взяли Джейн на замену тебе.
— Как она справилась?
— Джейн — это Джейн.
— Хорошо.
— Она уже год стонет и клянчит съемки. Так что я дал ей шанс.
— Но она справилась?
— Послушай, нам с тобой нужно как-нибудь встретиться, — сказал он.
— Точно. Отлично.
— Ты знаешь, твой контракт нужно возобновлять.
— Я забыл.
— Как насчет обеда? Я приглашаю. Ты выбираешь место.
— Замечательно.
Можно было слышать, как он листает страницы ежедневника.
— Как насчет пятницы?
— Наверное, это слишком скоро. Может быть, на следующей неделе.
— Приходи, и застанешь меня в кафетерии, — сказал он, словно бы не слышал меня. — Полвторого тебя устроит?
— Полвторого, ладно.
Восстановившись от этого звонка, вдохновившись близким освобождением, я позвонил Джессике. Я думал: воспользуемся моментом. Но она не взяла трубку. В аппаратной, подумал я, бедная Джессика, всегда в аппаратной. И вдруг я резко осознал, что не думаю о Саймоне. Я поймал себя снова, что отдыхаю от него, от чувства его отсутствия. Словно столкновение с плохим человеком в театре и когда собака приперла меня к ограде, я уплыл, пусть только на несколько мгновений, улизнул от своего положения. От своего существования.
Я отнес таблетки морфина в туалет; я был готов высыпать их в унитаз (больше никаких снотворных), когда вдруг остановился. Я подумал: не будем поступать опрометчиво. Ты можешь перестать их принимать, не спуская в унитаз. Тебе не нужно делать из этого представление. Это поведение наркомана. Я опустил сиденье унитаза и уселся с пилюлями в руке. Боже, что за долгий день, и посмотрите, сейчас только половина третьего. Представьте себе череду таких дней. Дни, и дни, и дни, и дни, и дни, один за другим, крутящиеся, словно цирковые акробаты, разные, но все неподходящие, один с длинными руками, а этот с дыркой на рукаве, крутятся, и крутятся, и крутятся. Как тошно.
26 
