23 
Мы посидели на полке до обильного пота, потом взяли деревянные шайки. Нашлись мыло и мочало, в предбанник мы выбрались розовые и чистые до скрипа кожи. Пока мы плескались, одежду мою почистили, кроссовки оттерли от грязи. Не приходилось сомневаться — работа Улы. Сестра у Рика оказалась замечательной.
Эта мысль нашла подтверждение в доме. Стол снова накрыли. На этот раз его украшала бутылка с прозрачной жидкостью, два стакана и тарелка с нарезанным салом.
— После бани укради, но выпей! — подмигнул мне Рик. — Генералиссимус Суворов заповедал.
Мы не стали обижать генералиссимуса и последовали завету. В бутылке оказался самогон, мягкий и ароматный. Сало, свежепосоленное, с чесночком, таяло во рту. Вечер выдался славный. Чистый и умытый, я сидел за столом, вкусно ел, сладко пил, а вокруг наблюдались исключительно приятные люди. Я понятия не имел, где нахожусь и зачем, собственно, меня сюда принесло, но это меня не тревожило. После вчерашней перестрелки и догонялок по пересеченной местности вокруг был рай.
От второго стакана я отказался, как и от предложения покурить. Рик вышел, Ула прибрала со стола и внезапно взяла меня за руку.
— Ногти не стрижены! — сказала укоризненно.
Я глянул — ногти и впрямь не радовали. Спуск и подъем по корням не пошли им на пользу, к тому же стриг я их давненько.
Ула извлекла из кармана маленькие ножницы. Я попытался их отобрать, но не тут-то было! Я не стал настаивать — лень. Ула принялась за мои ногти. За этим занятием и застал нас воротившийся Рик. Он нахмурился и вышел.
— Я постелила на кровати! — сказала Ула, сметая в ладошку обрезки ногтей. — Отдыхайте!
Я последовал совету — глаза слипались.
* * *
Во дворе Рик преградил Уле дорогу.
— Отдай! — сказал сердито.
— Нет! — сказала Ула.
— Отдай! — повторил Рик, подступая.
Ула спрятала кулачок за спину.
— Отберу! — предупредил он.
— Только попробуй! — крикнула она. — Ты не смеешь! Я… Я повешусь!
— Ула! — сказал Рик, отступая. — Опомнись! Это запрещено! К тому же мы его не знаем.
— Сам говорил, что хороший!
— Как солдат! А каков человек? Не забывай: он ари! Есаул велел за ним присматривать.
— Я и присмотрю!
— Это как?
— После венчания.
— Ари не женятся на вейках!
— Женятся! Сам знаешь!
— Лучше б этого не было!
— Как ты можешь! — Ула всхлипнула. — Папа любил маму!
— Если б любил, не уезжал бы!
— У него были дела!
— Знаем мы эти дела. Другую завел!
— Не смей так говорить! Отец нас любил! Он дал нам все!
— Кроме фамилии.
— Это не его вина!
— Ула, — сказал Рик как мог мягче. — Пожалуйста. Я тебя прошу. Не делай этого.
— Отойди, — сказала сестра.
Рик плюнул и отступил в сторону. Ула проскочила мимо и выбежала в калитку.
— И ведь сам привел… — вздохнул Рик, провожая ее взглядом.
Ула же, миновав станицу, направилась к лесу. Здесь, на опушке, стояла изба: маленькая, замшелая, огороженная трухлявым плетнем. Ула скользнула в калитку и поскреблась в обитую заскорузлой кожей дверь.
— Кто там? — раздался из-за двери скрипучий голос.
— Я, бабушка Наина!
Дверь открылась, на пороге появилась старуха: сгорбленная, в потертом полушубке. Лицо ее было сердитым.
— Ула? Чего тебе?
— Вот! — Ула раскрыла кулачок.
— На порчу?
— Что вы, бабушка! — испугалась Ула.
— Шучу! — засмеялась старуха, показав два зуба. Один зуб у нее рос сверху, второй — снизу, прочие отсутствовали. — Заходи.
Наина посторонилась, пропуская гостью в дом. Ула вошла и встала у порога. Маленькое окошко, единственное в избе, давало мало света, и Ула постояла, привыкая к полумраку.
— Значит, приворот? — спросила старуха, снимая с полки плошку и кусок воска.
Ула кивнула.
— Лет тебе сколько?
— Семнадцать.
— Не рано замуж?
— Нет!
— Влюбилась?
Ула кивнула.
— Хорош собой?
— Он! — Ула набрала в грудь воздуха. — Он…
— Увидела, и сердце замерло?
— Да! — выпалила Ула. — Как вы узнали?
— Будто ты здесь первая… — вздохнула старуха. — Чем хоть глянулся?
— Он такой… Как богатырь из сказки!
— Наш, станичный?
— Ари.
— Что? — Старуха замерла. — Ты просишь приворот на ари?
— Разве нельзя?
— Да меня сожгут вместе с избушкой! Проведает его родня…
23 
