26 
На похоронах деда дядя Коля плакал навзрыд. Его держали под руки — сам он уже еле ходил. Неловко склонившись над гробом, дядя Коля гладил лицо умершего друга и все повторял:
— Степа… Степа…
На похоронах я в последний раз увидел мать. Она была с очередным сожителем — стриженым мужичком, с руками в синих наколках. У мужичка была вихлястая походка и щербатый рот; к тому времени я таких насмотрелся. Мать отвела меня в сторонку.
— Не говори Толику, что ты мой сын, — попросила тревожно. — Я сказала ему, что мне тридцать, а ты вон какой! Солдат! Я скажу, что ты мне племянник.
Я кивнул. Толик смотрел на меня косо — урки не любят внутренние войска, но задраться не посмел.
Ночевали мы в опустевшем доме. Разбудили меня голоса.
— Это можно продать? — спрашивал женский голос. — В самом деле?
— Только так! — отвечал мужчина. — За одну «Славу» знаешь сколько дадут?
Я оделся и вышел из спальни. Мать с Толиком сидели за столом и перебирали награды деда. Я молча сгреб их.
— Ну, ты! — вызверился Толик.
Я двинул его в лоб. Толик рухнул на пол вместе со стулом.
— Как ты смеешь! — завопила мать.
— Заткнись, — посоветовал я. — Не то…
Я не шутил. Если б она сказала хоть слово…
Она умолкла. Я завернул награды в газету, сложил их в сумку и ушел из родительского дома — навсегда. Дом мать вскоре продала, возвращаться мне было некуда, и я остался на сверхсрочную. Служил и учился заочно. Юридический вуз для внутренних войск считается профильным, учиться мне не мешали. Получив диплом, я уволился в запас. Мне предлагали погоны лейтенанта, но армией я был сыт.
Награды деда я передал в музей. Была опасность, что мать истребует их по суду. Урки законы знают, ее могли надоумить. Дар занесли в фондовые книги, я пообещал хранителю ежегодно проверять наличие. Не знаю, какое у меня при этом было лицо, но он проникся…
* * *
Разбудило меня солнце. Его лучи проникли сквозь веки, окрасив мир в розовое. Я открыл глаза: за окном разгорался рассвет. По всему выходило, что проспал я половину суток, даже больше. В голове роились смутные остатки сна: кто-то подходил ко мне ночью, трогал подушку, но в этих воспоминаниях не было ничего тревожного, и я отбросил их. Встал, оделся и побежал туда, куда звал организм. Когда, умывшись, я вошел в дом, у печи хлопотала Ула.
— Где Рик? — спросил я, поздоровавшись.
— Повел Орлика купать. Снедать будете?
Я кивнул и сел за стол. Орликом звали строевого коня Рика — вчера мне его продемонстрировали. В хозяйстве Тертышкиных имелась также корова (сейчас она щипала травку на дальнем лугу) и десяток кур. Продукция домашнего животноводства послужила мне завтраком: Ула подала сковороду со скворчащей яичницей и кружку парного молока. Пока я ел, она сидела напротив и смотрела, не отрываясь. Взгляд ее был странен и тревожил меня.
— Спасибо, — поблагодарил я, покончив с завтраком.
Ула кивнула и убрала посуду. Я хотел встать, но она знаком велела остаться. После чего опять устроилась напротив. Так мы и сидели, разглядывая друг друга. Ула заплела косу, теперь волосы не закрывали ей уши. Они были такие же остроконечные, как у Рика, но заметно меньше и изящнее. Ула села напротив окна, солнечный свет пробивался сквозь ушки, отчего те казались розовыми. Неподалеку звякнуло ведро, ушки дрогнули и повернулись на звук. Я невольно улыбнулся.
— Почему ты смеешься? — насторожилась Ула.
— Так… — попытался увильнуть я.
— Говори! — велела она.
— У тебя ушки, как у котика.
— Котов не бывает! — надулась она. — Они только в сказках!
— А собаки?
— И собак. Разве не знаешь?
«Вот зачем вам уши!» — подумал я.
— Тебе не нравятся мои уши? — наседала Ула.
— Отнюдь! — заверил я. — Они очень милые. Они… — я замялся, — как лепестки роз.
Ула покраснела.
— Что еще нравится? — спросила шепотом.
— Все! — сказал я.
Разговор следовало прекращать.
— Хочешь сказать, что я красивая?
— Да! — заверил я.
Ула вспыхнула и убежала.
«Язык мой! — подумал я, вставая. — Ведь собирался помалкивать! Что, интересно, я сморозил? Сама ведь набилась!»
Дверь скрипнула, и на пороге возник Рик — я не слышал, как он приехал. За спиной брата маячила Ула. Лицо вахмистра не сулило мне хорошего.
— Сестра говорит, ты сказал ей «красивая»! — сказал Рик. — Это правда?
26 
