– Да, это так.
– Позволь узнать, в каких отношениях ты состоишь с этим ишчелианцем?
– Мы любим друг друга. Разве это преступление? – Зали посмотрела на преподавательницу с вызовом.
– А ещё они целовались! – добавила Эулерани.
Меж тем преподавательница продолжала говорить тем же спокойным холодным тоном, который она всегда приберегала для бесед с учениками, как иные приберегают сладости для празднования Дня Магистрата:
– В твоём возрасте, Зали, любая связь с мужчиной противозаконна. И тебе это должно быть известно. Идти на поводу у химических процессов своего организма – достойно ли это ицамны по рождению? Твои родители хотят гордиться тобой, и все мы также надеемся, что из тебя в будущем получится достойный член общества. На эти каникулы тебе придется остаться здесь – думаю, этого времени тебе будет достаточно, чтобы переосмыслить свое поведение.
Она смерила Зали таким взглядом, что любому стало бы понятно – спорить бесполезно, решение уже принято. Затем обратилась к Кинату:
– А что можешь сказать ты, ишчелианец?
– Я впервые вижу эту девушку, – сказал он раздраженно. – Вы оторвали меня от работы ради того, чтобы слушать детские выдумки? Потому что я могу поручиться – всё это выдумка от первого и до последнего слова.
Зали ушам своим не поверила. Неужели сейчас перед ней стоял тот же мужчина, который всего несколько дней назад шептал ей нежности в парке возле учебного здания, пока его рука нашаривала едва оформившиеся выпуклости у неё под формой? Какими сладкими были эти воспоминания до сегодняшнего утра… Нет, это какая-то ошибка – сейчас он одумается и признается во всем, а потом они вместе найдут способ, чтобы дальше не приходилось скрываться. Ведь должен существовать такой способ?
Зали с мольбой взглянула на Кината, но тот будто и вправду видел её впервые – смотрел отрешенно, даже не на неё, а куда-то сквозь. Аб-мансебо, напротив, переводила внимательный взгляд с одного лица на другое, изучала их как препарируемых животных или как условия задачи, которые нужно свести воедино, чтобы получить правильный ответ. Наконец, она сказала:
– Надеюсь, ты говоришь правду, ишчелианец. В ином случае мне пришлось бы донести эту информацию куда следует, и кто знает, смог ли бы ты после этого продолжать чинить лифты там, где околачиваются юные девушки, или тебе пришлось бы оказаться в куда менее приятном месте, чем это.
Кинат изменился в лице и начал нервно теребить заклепку на рукаве своей синей униформы. Увидев эту перемену, аб-мансебо продолжила:
– Впрочем, мы можем проверить правдивость твоих слов. Достаточно попросить нашего психолога немного покопаться в твоих мозгах. Уверена, он сможет отыскать там ответы.
– Вы не имеете права! – вскинулся ишчелианец.
– Если ты так настаиваешь, – пожала плечами аб-мансебо, – мы можем сделать всё по закону. Я пошлю запрос в компетентные органы, объясню ситуацию, они сами тебя вызовут и проведут процедуру. Это всего лишь дело времени.
– Ладно-ладно, я скажу! – Кинат больше не выглядел ни скучающим, ни уверенным в себе. – Ну целовались мы пару раз, но ничего больше! И она сама набросилась на меня, она первая начала. Вы же понимаете, я бы сам никогда в жизни! В общем, этого больше не повториться.
– Хорошо, я услышала, всё, что мне нужно было. Если я снова увижу тебя у стен нашего учебного заведения, то дам делу ход. Ты меня понял?
– Понял, – еле слышно ответил Кинат.
– А теперь пошел вон.
Кинат понуро побрел к выходу, даже не взглянув на Зали. Она была ошеломлена, уничтожена. Ей хотелось закричать, что всё это нечестно, что всё должно было закончиться не так. И как мог он, её любимый мужчина, оказаться таким слабаком? Да ведь он почти расплакался от страха, когда аб-мансебо говорила сним! Зали, и та держалась более стойко. Тогда она ещё не могла понять, что перед ней едва оперившийся мальчишка, который только недавно покинул родительский дом, устроившись на свою первую работу. Зали видела в нём сильного и мудрого мужчину, способного свернуть горы и взвалить на себя ответственность за её жизнь. Она не могла примириться с таким предательством, не хотела этого понимать.
Внутри у Зали бушевала гроза, возникали и рушились целые миры, но в кабинете аб-нансебо при этом стояла гробовая тишина. Когда за Кинатом захлопнулась дверь, преподавательница обратилась к Эулерани:
– Ты тоже можешь идти. Нам с Зали нужно будет перекинуться ещё парой слов.