очень нудно 
53 
Второй звонок раздался в последних числах августа, когда второе письмо дошло до русского посольства. Дьяков сказал: «Я готов дать пятьдесят штук вперед. Когда дело будет сделано, получишь ещё полтинник». Но Гойзман был тверд, он знал, что перехитрил Дьякова, и свои деньги так и так возьмет: «Сто пятьдесят. И бабки вперед». Дьяков ответил, что ему нужно посоветоваться и пропал на месяц с лишним. Видимо, он убил это время, выясняя, где находятся пленники, но ничего так и не вынюхал. Последний звонок был шестого октября. Дьяков сказал, что готов заплатить сто двадцать штук, это потолок, больше он не прибавит ни пенса. Половина вперед, остальное позже. Однако налички сейчас нет, чтобы собрать нужную сумму, придется подождать ещё неделю. Гойзман понял, что выше ста двадцать штук цену все равно не задрать. «Я согласен на сто двадцать, – ответил он. – И торопиться мне некуда. Подожду неделю». Больше Дьяков не звонил.
– Все, поехали, – Колчин нетерпеливо похлопал ладонью по баранке. – Остальное расскажешь на месте. Через полчаса твой брат должен…
– Клянусь, он не опоздает, – Гойзман прижал ладони к груди.
Глава девятая
Лондон, район порта.
Попетляв по городской окраине, «ягуар», выбрался на освещенную дорогу, и снова углубились в темные лабиринты переулков и проездов. Жилых домов здесь не попадалось. По обочинам поднимались темные прямоугольники то ли производственных корпусов, то ли ангаров. Гойзман, переборовший страх, пришел в чувство и показывал Колчину дорогу, которую и днем-то найти, кажется, невозможно. В три с четвертью ночи машина заехала в какой-то безымянный тупик, разбитая дорога упиралась с железные ворота. Единственный целый фонарь, совсем дохлый, был укреплен на покосившимся столбе по эту сторону железного забора. Мигающая лампочка освещала асфальтовую площадку перед воротами, черные пятна луж, канаву, полную воды и ржавый остов автомобиля, оставленного здесь в незапамятные времена.
– Все, приехали, – Гойзман обернулся к племяннику. – Отпирай.
– Подожди, – Колчин посмотрел назад. – Слышь, только не забудь, что здесь твой дядя. Ты не хочешь, чтобы дяде сделали больно?
– Не хочу.
– Ты ведь его любишь? Не стесняйся, скажи дяде про свою любовь. Ему будет приятно именно сейчас услышать доброе слово. Ну же…
– Люблю, – буркнул Штейн.
– А как ты его любишь?
– Сильно.
– Если бы у меня был такой вот прекрасный племянник, я бы чувствовал себя счастливым человеком, – заметил Колчин. – Но у меня, к сожалению, нет племянника. Даже плохого.
Колчин сразу решил, что место выбрано довольно удачно. К воротам ведет единственная дорога. Значит, у Натана Гойзмана не будет шанса в последний момент передумать или, перепугавшись до смерти, смыться отсюда вместе с заложником. За последние десять минут, что они, свернув с освещенной трассы, кружили по портовому району, на дороге не встретился ни человек, ни машина. И это ещё один положительный момент. Однако не следует забывать, что местность совершенно незнакомая. И черт его знает, что творится за этими заборами, в складах, где не светится ни один огонек. Только чернеют темные квадраты окон. Значит, можно ждать любых сюрпризов.
Штейн выбрался из салона, поднял воротник пиджака. Перепрыгивая через лужи, подошел к воротам и долго возился с замком, изъеденным ржавчиной, гремел цепью, пока, наконец, не справился с делом. Петли заскрипели, запели тонкими кошачьими голосами. Штейн растворил створки, опустил железные костыли, чтобы ворота не закрыл разгулявшийся ветер. С последним костылем он копался слишком долго. Кажется, раздумывал, принимал трудное решение: а не забыть ли ему про то теплое сильное чувство, что связывает с дядей. Не пуститься ли, сломя голову, в темноту дождливой ночи. Бежать и бежать, куда глаза глядят. Мчаться дальше и дальше, пока хватит сил, пока дыхание не собьется на приступ удушья…
Заманчиво. И если бы не проклятый фонарь, не автомобильные фары, вырывающие его фигуру из темноты, можно было попытать счастья. Но пуля, она быстрее человека. Получить в спину пять грамм раскаленного свинца из собственного «браунинга»… Нет, эта перспектива не радовала. Штейн разогнулся и, ежась от холода, забиравшегося за воротник рубашки, поплелся обратно к машине. Он забрался на сидение, достал из кармана платок, протер лицо и мокрую лысину.
«Ягуар» въехал на территорию. За забором темнотища и грязь. Плоская двухэтажная коробка склада, на втором этаже оконные проемы, замурованные стеклянными блоками, наружная лестница в четыре пролета поднимается на крышу. Машина, совершив круг, развернулся передком к воротам, задним бампером к складу. Колчин выключил фары и габаритные огни. Донцов опустил стекло, раскрыл пачку сигарет и угостил Штейна, племянник оказался некурящим. С этой позиции весь короткий проезд, ведущий к раскрытым воротам, на двор склада, просматривался из конца в конец.
53 
