очень нудно 
52 
Четвертой пациенткой в отделении была бабушка — Генриетта Львовна Зиммельбаум.
Генриетте Львовне в прошлом году исполнилось восемьдесят лет. Три месяца назад ее привезла в отделение заграничная родственница, единственная из всех не забывшая о существовании московской старушки. Родственнице было тридцать лет, она приходилась Генриетте Львовне внучатой племянницей и с рождения проживала в Соединенных Штатах. Когда-то в университете родственница изучала русский язык и мечтала приехать в Москву, несмотря на то что ее родители и все остальные, кто когда-либо выехал из бывшего Советского Союза, убеждали ее, что жить в России нормальному человеку невозможно. Теперь родственница приехала, убедилась, что у Генриетты Львовны имеется хоть и запущенная, но прекрасная по площади и по планировке квартира в центре Москвы, сопоставила московские и нью-йоркские цены на жизнь, побывала в московских магазинах, посмотрела, как одеты москвички в метро, и стала думать, что родственники в Америке что-то не так поняли. Ей захотелось проверить самой, так ли уж нехороша жизнь в сердце России. К тому же Кремль произвел на молодую американку неизгладимое впечатление. Однако Генриетта Львовна, как убедилась племянница, тоже не ценила свою жизнь, все время рассказывала о сталинских лагерях и, хоть сама в них не побывала, перечисляла массу знакомых, кто там был и кто оттуда не вернулся. Рассказы о лагерях племяннице не понравились. Она вызвала участкового врача, чтобы тот ей пояснил, чем лечить бабушку.
Участковый врач развел руками и сослался на возраст, сказав при этом: «Чего же вы хотите, ей восемьдесят первый год». Племянница не поняла этого выражения и растерялась. К счастью, нашлись знакомые, подсказавшие выход. Американка поехала в отделение к Мышке, решив повременить с жизнью в Москве до выяснения дальнейшей ситуации. Поэтому, договорившись о том, о чем было нужно, она заплатила за пребывание бабушки в отделении деньги, полученные на год вперед от сдачи ее московской квартиры с явной надеждой на то, что больше денег платить не придется.
Действительно, при поступлении в отделение Генриетта Львовна была очень плоха. Теперь же, после многомесячного лечения, ее заботило гораздо больше не состояние здоровья, а почему до нее никак не дойдут больничный парикмахер и маникюрша и почему в ее палату редко захаживает доктор Владислав Федорович Дорн, с которым Генриетта Львовна обожала мило кокетничать. Маше не было жаль койко-места для бабушки. Палата у Генриетты Львовны была хоть и отдельная, но самая маленькая, угловая, переделанная из бывшего Тининого кабинета. Для мужчин-бизнесменов, у которых толклось всегда много народу, она не подходила; для очень тяжелых пациентов тоже — туда было трудно завезти технику, — а деньги за лечение и питание бабушки были перечислены впрок, теперь просто надо было ждать очередного визита американской родственницы. Мышка даже предвкушала радостное удивление, которое появится на ее лице, когда она увидит помолодевшую и похорошевшую Генриетту Львовну.
«Мы живем хоть и не в Америке, но тоже кое-что можем», — скромно улыбнувшись, сказала бы ей тогда Мышка. А потом Генриетте Львовне пожелали бы счастливого пути на новый континент. В ее нынешнем состоянии ей был бы не страшен путь даже в Антарктиду.
Еще два места в отделении были пусты и ждали своих пациентов. Как говорил Дорн, пусть лучше останется пустым койко-место, чем оно будет занято неплатежеспособным пациентом, на которого будет затрачено впустую много усилий и средств.
Когда Мышка вошла, постучавшись, Генриетта Львовна красила губы.
— Смотрите-ка, клен совсем сбросил листья! — сказала она, показывая на окно. — Печально сознавать, что, может быть, это моя последняя осень!
— Да будет вам, — ответила Мышка. — Вы сейчас в такой форме, что впору подыскивать жениха!
Генриетта Львовна зарделась:
— Вы вот так говорите, а Владислав Федорович глаз вторые сутки не кажет! А в отделении, кроме него, замуж выходить не за кого! Не за того же отвратительного бугая, что глаз не поднимает от «Коммерсанта». И не за пошляка-куплетиста. Тот слова не скажет без глупой прибаутки!
Мышка принужденно засмеялась:
— И когда это вы успеваете все замечать? Вроде целыми днями сидите у себя в палате.
— Не выхожу, да все вижу! — заметила бабушка.
— А что вы скажете про Аркадия Петровича? — спросила Мышка. Она давно уже подметила, что Генриетта Львовна необыкновенно точна и справедлива в суждениях.
52 
