24 
Прижав голову дочери сухой, нервной ладонью к боку и слегка ее поглаживая, женщина обратила свой взор на Олега. Будто только его заметила. Будто не шепнула ей мать там, в прихожей, что Настя не одна пришла. Интересно, как они его меж собой называют? Ухажер? Женатик? Или как-нибудь еще покруче? Педофил, например? Хотя нет, на педофила он, пожалуй, ни при каких обстоятельствах не тянет. У Насти и самой возраст не детский. Если примеряться к возрасту, то она скорее на невесту-перестарка потянет, чем на юную нимфетку-несмышленыша. Так что извините, мама, не смотрите строго. Не виноватые мы, ухажеры и женатики. Мы порядочные во всех отношениях, мы и жениться можем. Попозже, когда все прежние формальности на нет изведем.
– Я Настина мама. Меня Ирой зовут, – резко проговорила она, будто выплюнула. – А вы, стало быть, и есть тот самый Олег?
– Да. Стало быть, тот самый и есть, – миролюбиво улыбнулся он ей.
– Что ж, очень приятно… Хотя момент, сами понимаете, у нас тут не совсем приятный для знакомства выпал. Видите, горе какое. Катюша разбилась. Они с Настей с детства дружили. Катюша была дочкой моей близкой подруги, и вся наша семья принимала в ее судьбе участие.
– Да. Я уже понял, – печально покивал Олег.
– А с вами мы потом, стало быть, будем определяться в отношениях. Сейчас надо похоронами заниматься, девочку как-то пристраивать. Я ума не приложу – как…
После материнских слов Настя заплакала еще горше, обхватила руками ее талию, ткнулась лицом в живот. Ира вздохнула, сложила руки у нее на плечах и поглядела на Олега – смотрите, мол, сами, что у нас тут происходит…
– Да. Я все понимаю. Вы можете рассчитывать на мою помощь, Ира.
Ему даже самому понравилось, как хорошо он это сейчас произнес. Как твердо. Как по-мужски.
– Спасибо, Олег. Нам ваша помощь будет кстати. Хотя я уже начала самостоятельно действовать. Кому-то же надо, правда? Справку медицинскую получила, похоронщиков наняла. Сейчас, знаете, все это специальные фирмы делают, прямо под ключ. Завтра уже прощание состоится. Мам, у тебя валерьянки нет? – обратилась она озабоченно к вошедшей на кухню Екатерине Васильевне. – Или пустырника? Настьке надо дать…
А потом завертелось все как-то быстро и по-деловому, и он все время был будто при деле – некогда вздохнуть. Поручили ему встретить на вокзале Катину сестру Наталью, и он успел к самому поезду, стоял на перроне, всматривался напряженно в лица женщин, выходящих из вагона. Наталья оказалась строгой дамой лет пятидесяти, с вытянутым, постным, лошадиным лицом, в черной шляпке с вуалью. Надо полагать, с траурной. Шляпка эта смотрелась на ней так, как бы смотрелись, например, стразы на телогрейке шпалоукладчицы, то есть совершенно нелепо. Некоторым женщинам черные шляпки с вуалями противопоказаны категорически и вместо законного траурного сочувствия вызывают лишь грустное недоумение. Так и хочется пожать плечами – зачем ты ее, глупая тетка, нацепила? Чтоб горе свое показать? Так настоящее горе шляпок не признает…
Не ответив на приветствие и окинув Олега злым взглядом, чуть рассеянным густой сеткой вуали, она сунула ему в руки дорожную сумку, зашагала впереди генералом, печатая шаг. Фигура у нее была точно генеральская – талия и бедра в одну линию, плечи широченные, шея короткая. Он поплелся за ней, словно жалкий носильщик, волоча за собой тяжеленную сумку. Чего она туда напихала, интересно? Приехала от силы на три дня, сестру похоронить… Еще и не поздоровалась, главное. Лишь в такси изволила заговорить:
– А вы Кате кем приходитесь? Вернее, приходились? Я так полагаю, близким другом?
– Нет. Я близкий друг ее подруги.
– Насти, что ли? Иркиной дочери?
– Да. Насти.
– Хм… – оглядела она его критически. – Что за мода теперь у девчонок пошла – со старыми мужиками шашни заводить… Вот и Катя – родила неизвестно от кого… Девчонка-то хоть нормальная?
– Это вы про Лизу? В каком смысле – нормальная? – опешил Олег не столько от сомнений в Лизиной нормальности, сколько от «старого мужика».
– Да в самом прямом смысле! Отклонений у нее никаких нет? Умственных, физических?
– Я не знаю… Нет, вроде бы нет…
– Ладно. Сама посмотрю. Если девчонка в нашу, то есть в моего отца, породу пошла, то нормальная, значит. А если в Катькину мать…
Ой, такая свиристелка эта Оля была! И Катька вся в нее… Тоже наглая да рыжая… Хотя чего это я, прости господи? О покойниках плохо не говорят… Жалко девчонку, конечно. Молоденькая совсем. – Она сморщила подкрашенные бледной помадой губы маленьким бантиком, покачала головой, придержав ладонью дурацкую шляпку. Видимо решив, что положенная для проявления личной скорби минута закончилась, пробубнила сердито: – А мне тут по телефону Ира расписала, что девочка распрекрасная… Ей-то что, ей лишь бы с рук спихнуть!
24 
