очень нудно 
108 
— Конечно люблю! Зачем спрашиваешь? — еще больше испугалась я.
— Тогда почему ты не молишься? — снова спросила Сабрина.
— Откуда ты знаешь, что я не молюсь? Я каждый день молюсь — утром и вечером.
— Ты неправильно молишься, Хадижа, — сказала она. — Чтобы правильно молиться, надо намаз делать. Ты знаешь, что если посчитать, то в Коране слово «день» встречается триста шестьдесят пять раз? Столько же дней в году. Ты знаешь, что Всевышний сказал — в судный день мы соберем вас по кончикам пальцев? Ты знаешь, что он имел в виду? Отпечатки пальцев. А их начали снимать только в восемнадцатом веке. Ты знаешь, зачем на земле есть горы? В Коране сказано, что Всевышний установил на земле горы, чтобы земля туда-сюда не ходила. Еще тогда он открыл это людям. Если бы гор не было, на земле каждые полчаса происходило бы землетрясение. Кто я такая, чтобы не соблюдать законы Всевышнего? Нельзя жить приниженно — только для того, чтобы поесть и в туалет сходить. Надо думать о вечной жизни.
— Откуда ты знаешь, что вечная жизнь есть? — чуть не заплакала я.
— Всевышний сказал нам, что есть. Кто я такая, чтобы ему не верить? И там, иншалла, мы все встретимся. Чтобы не сомневаться в том, что рай есть, надо молиться. Я в этом не сомневаюсь. Если ты начнешь изучать ислам, тебе тоже это откроется.
— Сабрина, что они с тобой сделали?! — закричала я.
— Я счастлива, что появились люди, которые заставили меня задуматься, — медленно сказала она. Мы уже подошли к моему дому, и я хотела побыстрее от нее убежать. — Если Всевышний нас чему-то обязал, кто мы такие, чтобы ослушаться? Кто знает, успеем ли мы перед смертью покаяться…
Я быстро с ней попрощалась и нырнула в подъезд. Было такое чувство, как будто я с нашей соседкой с пятого этажа поговорила. Аллах, прости меня, если я сказала что-то неправильное. Я теперь поняла за что тетя, Миясатка и все другие вокруг так не любят закутанных. За то, что они постоянно с тобой об Аллахе хотят говорить, а ты с ними споришь, но потом начинаешь бояться, что в этом споре сказала что-то против Аллаха, какими-то неосторожными словами обидела его. А он возьмет и тебя после этого накажет. А если бы всякие закутанные не заводили разговоров о нем, то ему не за что было бы тебя наказывать. Я теперь тоже боялась — мало ли, вдруг какие-то мои слова Аллаху не понравились и он сделает так, чтобы Махач меня забыл навсегда. В таких разговорах чувство появляется, будто идешь по канату. Неправильный шаг сделаешь вправо или влево, и упадешь, и все — Аллах тебя больше никогда не поднимет.
Сабрина, такая умная, думает, если у нее Исмаил умер, она теперь имеет право всем лекции читать. Конечно, если бы Махач умер, я бы в тот же день с ума сошла. Только Махач неправильными вещами не занимается, и как я его люблю, Сабрина своего Исмаила никогда не любила. Теперь она говорит, что в другой жизни с ним встретится. Как ей легче, так она и говорит. Если бы другая жизнь была, что, разве моя мать сидела бы там в раю спокойно, когда мне столько раз здесь, на земле, было плохо? Единственное, чего я хочу, — это выйти замуж за Махача и жить с ним счастливо в этой жизни. А что будет потом — я так далеко не заглядываю. Аллах, прости меня, если я сейчас сказала что-то неправильное.
* * *
Я наконец-то поняла, на что похож город. Он похож на бабушкин слоеный пирог. Бабушка готовит его редко, потому что он много времени отнимает. Сверху под тестом — картошка с кусочками сушеного творога, потом идет еще один слой теста, а под ним внизу — перекрученное мясо с перцем. Сначала, когда откусываешь, только картошку с творогом чувствуешь, и кажется, что это простая еда, потому что картошку мы часто едим. Но когда пожуешь, жирный острый сок мяса начинает течь по языку в горло, и тогда только понимаешь, что у пирога вкус не простой, что надо его есть осторожно. В городе тоже так: на поверхности как будто все порядочные — в мечеть ходят, молятся, садака дают, старших уважают, а когда чуть-чуть в городе поживешь, до тебя доходит, что у него тоже второй слой есть, и там очень много черного, нехорошего, острого, как перец.
Правильно та гадалка нам сказала — каждый сам свой выбор делает. Если бы дедушка знал, какой выбор перед тобой ставит город, он бы не показывал мне в детстве черного барана и белого. В селе так просто показать пальцем на белого барана, а в городе даже не видно сначала, какого цвета этот баран. Но все равно каждый сам виноват, потому что внутри что-то такое сидит, наверное, черное борется с белым. И когда ты хочешь выбрать черное, белое все равно бьет тебя по плечу и говорит — подожди, ты неправильный выбор делаешь. Я всегда чувствую, как белое бьет меня, но почему-то все равно показываю пальцем на черное. Зачем я это делаю? Может быть, шайтан, который звал меня в детстве, так и не оставил меня?
108 
