76 
– Мадам говорит по-русски, мадам из России, мне не послышалось?
Элеонора всё поняла и улыбнулась.
– Мисс! – поправила она. – Я из России, но я англичанка! Мисс Элеонора Энджи Боули. А вы русский?
– Да! С вашего позволения – поручик Сорокин, мисс Боули!
Элеонора вздрогнула:
– Как вас зовут?
– Аркадий Сорокин, мисс Боули! Вам на поезд?
– Да… господин Сорокин… отправляется через час!
– Успеем, мисс Боули, не стоит беспокоиться! – сказал водитель и прибавил скорости.
Элеонора забыла про письмо и сидела ошеломлённая. В темноте она не видела лица шофера, но ей казалось, что за рулем сидит совсем молодой человек, свежий такой, и почему-то он представлялся ей румяным, как с мороза.
– А вы… у вас есть… остались родственники в России? – спросила она и боялась услышать ответ. – Вы не из Омска?
Шофер заулыбался, она это видела, хотя и на улице, и в салоне автомобиля было темно.
– Нет, мисс Боули, я из Таганрога. А в России остался мой старший брат. Мы расстались в двадцатом, в Крыму. Правда, он уже в могиле, и я его давно не видел.
В поезде Элеонора долго не могла успокоиться. Она сидела в просторном купе, две её соседки напротив дремали. Через стеклянную дверь из коридора лился желтоватый свет, и иногда проходили пассажиры и проводники.
Когда неожиданно она получила письмо от Антона Ивановича Деникина, в последний момент, когда покидала гостиницу, у неё возник план: пока она будет ехать в Кале, она его прочитает и постарается ответить, а в Кале отправить, чтобы получить ответ как можно быстрее, уже в Лондоне. Но после неожиданного разговора в такси у неё опустились руки. Она очень хорошо помнила того Сорокина, «поручика Мишю». Он исчез. Она долго болела, несколько месяцев. Каким-то чудом её в Чите нашел журналист Ива́нов и очень помог. Она спрашивала его о поручике, удивительно, что он его помнил, однако в суете постоянно перемещавшихся войск найти кого-то было сложно. Всю весну продолжались бои с красными, и только летом она смогла уехать в Маньчжурию. В Харбине тоже была неразбериха – прибыло столько беженцев и они так плотно стали обживать вокзал, запасные пути, прилегающие к железной дороге районы и пустыри, что даже пытаться про кого-то что-то узнать было бесполезно. Осенью, когда красные «продавили читинскую пробку», Элеонора узнала, что эшелоны с каппелевцами вот-вот прибудут в Харбин. Потом оказалось, что они проехали Маньчжурию насквозь и уже в Приморье влились в остатки белых войск, и надо было забывать про этого поручика – вероятность того, что человек, не выходивший из боёв, а ей это представлялось именно так, не будет убит, не умрёт от ран или от болезней, была крайне мала. А ещё некрологи, каждый день несколько десятков, а хуже этого – слухи. Когда в октябре 1922 года белых окончательно разгромили в Приморье и только небольшие группы смогли пробиться в Маньчжурию, она поняла, что эпизод её жизни, в котором присутствовал этот юный русский, стал прошлым.
Она открыла конверт, вынула письмо от Деникина и начала читать, но тут же отложила – позавчера в английском консульстве в Париже она получила телеграмму из консульства в Харбине о гибели Кати Григорьевой.
Розыск
В понедельник 19 ноября 1923 года Иванов и Сорокин передали в английское консульство вторую телеграмму для Элеоноры Боули следующего содержания:
«Просим подтвердить работу у Вас в качестве горничной Доры или Дарьи Чмуриковой, возможно Жмуриковой, которую Вы уволили перед тем, как нанять Екатерину Григорьеву. Полицейское управление Харбина будет Вам признательно, если Вы сообщите фамилию уволенной горничной и её место жительства в Харбине.
Заранее благодарен,
Михаилу Капитоновичу очень хотелось добавить своё имя, но он не знал, как себя обозначить и где, и поэтому после имени следователя добавил: «Перевёл М. Сорокин».
– Ну что? – подытожил Иванов. – Теперь остаётся только ждать?
Когда они вернулись из консульства, Сорокин стал читать донесения филёров, посланных Ивановым на похороны Яшки. Читал и ничего не понимал. Донесения были написаны коряво, с большим количеством ошибок и громадным количеством подробностей: кто и когда заходил в церковь, кто стоял у гроба при отпевании и во что был одет; кто присутствовал при предании тела земле; кто из всех упомянутых присутствовал на поминках и снова кто во что был одет и какие имеет или не имеет особые приметы. Если бы он не услышал этих людей накануне в субботу в харчевке «Слива», он не понял бы ничего.
76 
