— Кто ее знает.
— Ты с ней не говорила?
— Нет. — Кэролайн быстро взглянула на сестру. — А ты?
— Я тоже.
Сейчас Анетт ругала себя за то, что не позвонила Джинни. Из разговора она могла бы узнать о приезде Кэролайн и отменить поездку. Но что сделано, то сделано. Она прилетела и побудет здесь некоторое время. Так что ей ничего не остается, кроме как осматривать достопримечательности.
—Ну, как твои дети? — спросила Кэролайн.
Анетт улыбнулась, сразу почувствовав себя увереннее. Дети — ее любимая тема для разговора.
— Они замечательные, растут. Роб уже в колледже.
— Малыш Робби?
— Ты не видела его с похорон папы, он сильно вырос, сейчас его рост шесть футов один дюйм.
— Не может быть!
Анетт утвердительно кивнула. Дети были ее гордостью и источником силы. Кэролайн не могла понять ни того ни другого.
— А как твоя работа?
— Трудно, но интересно.
— У тебя усталый вид.
— Это потому, что я работала как проклятая, чтобы выкроить время для этой поездки. — Кэролайн бесстрастно смотрела прямо перед собой, напряженная линия ее подбородка говорила о многом. Она была зла не меньше, чем Анетт. — А как поживает Жан-Поль?
Анетт вздохнула:
— Он у меня в немилости — он без устали твердил мне, что я должна поехать.
— Вот и Бен так же.
—Ты с ним все еще встречаешься?
—Да.
Анетт видела Бена на похоронах.
—Он мне понравился, и по-моему, он без ума от тебя.
—Так и есть. — Кэролайн предупреждающе вскинула руку. — Знаю, о чем ты подумала, можешь не спрашивать. Я ему отказала. Я не готова к браку.
«Если не сейчас, то когда?» — подумала Анетт, но промолчала. В том, что касалось брака, ее взгляды в корне расхо: дились со взглядами Кэролайн. Не имело смысла возобновлять давний спор, особенно сейчас, когда они заперты в ограниченном пространстве машины и им некуда деться.
Анетт обратилась к водителю:
— Я Анетт Максим, а вас как зовут?
— Кэл.
Кэл, пожилой мужчина с ежиком седых волос и бледной, словно выцветшей кожей, говорил бесцветным, невыразительным голосом, ничто в его облике не располагало к беседе. Но Анетт искала предлог прекратить разговор с сестрой.
— Мы все еще в Портленде?
— Да.
— Скоро мы из него выедем?
— Не очень.
— Мы будем все время ехать по шоссе?
— До Фалмута.
— А дальше?
— Дальше свернем на прибрежную дорогу. Анетт откинулась на спинку.
— Интересно, там красиво? Здесь, конечно, довольно мило, но я надеялась увидеть нечто более живописное.
— Бен говорил, что в Мэне места очень живописные, только, наверное, надо подождать, пока мы подъедем ближе к побережью.
Представив себе побережье и волны, ударяющиеся о берег, Анетт вспомнила о мальчиках, катающихся на каноэ по озеру. Она посмотрела на часы, гадая, вернулись ли они домой, позвонили ли по крайней мере. Она подалась вперед и осмотрела приборную панель.
—Телефона в машине нет, я уже проверяла, — сообщила Кэролайн.
Анетт откинулась назад:
— Я чувствую себя оторванной от мира.
— Я тоже. У тебя в машине есть телефон?
— А как же, во всех наших машинах. Так безопаснее. Если дети попадут в аварию или с ними еще что-нибудь случится, я знаю, что они всегда смогут позвонить и вызвать помощь. А у тебя есть телефон в машине?
— Конечно. — Кэролайн замялась. — Интересно, у Лиа он есть?
Лиа вечно попадала в аварии, и, насколько мне известно, страховая компания расторгла с ней договор. Теперь у нее. нет машины, если ей нужно куда-то ехать, она берет такси.
— Мудрое решение.
— Гм… Кэролайн, как ты думаешь, она тоже приедет?
— Не знаю.
Кэролайн отвернулась к окну.
Анетт представила себе, как Джинни приглашает всех трех дочерей, намекая каждой, что та будет единственной. Может, это вышло случайно и она не пыталась создать у них ложное впечатление? Вряд ли. Джинни ничего не делает престо так. Конечно, если бы Анетт поделилась этим соображением с Жан-Полем, он бы назвал ее циничной. Но по отношению к матери она никогда не питала особых иллюзий. Бедный Жан-Поль, ему не понять, он не рос в обстановке добродушного пренебрежения.
Досадуя даже за это небольшое проявление жалости к себе, Анетт снова подалась вперед.
— Скажите, Кэл, вы уроженец Даунли?
— Точно.
— Что собой представляет это место?
— Это маленький городок, точнее, деревушка.