28 
Дэниел резко захлопнул дверь.
— Давайте я застегну застежку у вас на спине.
— Что? — Эйнсли остановилась на лестнице, а Дэниел перепрыгнул на две ступеньки ниже. Собаки помчались вниз, а потом снова заспешили наверх — посмотреть, что задержало людей.
— Если кто-нибудь увидит вас в таком виде, начнутся разговоры, — пояснил Дэниел. — Особенно после того, как вы так внезапно исчезли.
Она совсем забыла о расстегнутых крючках на спине, скрытых под шалью, а Дэниел прав: беготня с расстегнутым лифом заставит самого последнего глупца понять; что она замышляла. Подавив вздох, Эйнсли опустила шаль и повернулась к Дэниелу спиной. Стоя на две ступеньки ниже и поэтому оказавшись одного роста с ней, он быстро застегнул крючки. Его мастерство подсказало Эйнсли, что в свои шестнадцать лет он уже имеет опыт обращения с женскими платьями. Яблоко от яблони недалеко падает, подумала она.
— Откуда тебе известно, что я была в кабинете твоего отца? — поинтересовалась она, когда Дэниел разделался с застежкой.
— Я видел, как вы вошли в дом вместе с ним. Я всегда присматриваю за отцом. Не волнуйтесь, я убедился, что больше никто не заметил.
Эйнсли повернулась и наткнулась на изучающий взгляд Дэниела. У него были глаза Маккензи, только немного темнее, заостренное, с тонкими чертами лицо. Дэниел обладал удивительной проницательностью, он видел людей насквозь и любил наблюдать за ними. Тогда как Йен Маккензи не выносил прямых взглядов, Дэниел Маккензи мог до неприличия долго сверлить кого-нибудь глазами.
— Вам нравится мой отец? — спокойно, без всякой враждебности в голосе спросил Дэниел. Он просто хотел знать.
— Я едва знакома с твоим отцом.
— Вы почти позволили ему добиться вас. Я надеюсь, что он вам немного нравится.
— Ну если ты так думаешь — да.
— Именно так я и думаю. Понимаете, вы мне нравитесь, и я знаю, что отцу вы нравитесь тоже. Но я не хочу, чтобы он играл с вами, а потом месяц спустя бросил вас, откупившись симпатичным подарком. Сегодня вечером я сказал ему, что вы нравитесь мне самому, и вы наверняка заметили, как он рассердился, когда велел мне выйти из комнаты, — ухмыльнулся Дэниел. — Я ввязался с ним в спор, только чтобы понять, нравитесь ли вы ему. Думаю, нравитесь.
— Тебе вообще не следовало говорить это, Дэниел. Он, наверное, поверил тебе.
— Нет, отец не слишком обращает внимание на то, что я говорю. — Дэниел сложил руки на груди. — Но, скажем так, я не хочу, чтобы он сбивал вас с пути.
— На этот счет, мой мальчик, тебе не стоит волноваться, — поправила шаль Эйнсли. — Я не наивная девочка, да и не принадлежу к тому типу женщин, которых предпочитает твой отец.
— Да, но я считаю, что вы та женщина, которая ему нужна.
Эйнсли медленно выдохнула. Ее тело до сих пор ликовало от прикосновений Кэмерона, и ей было довольно трудно сосредоточиться на тех словах, что говорил сейчас его сын.
— Выброси это из своей головы, — сказала Эйнсли. — Я возвращаюсь в Балморал к королеве. И скорее всего, долго не увижу твоего отца.
«И разве это не досадно?» — подумала она.
— Миссис Дуглас, вы должны попытаться пробудить чувства отца, — с нескрываемым разочарованием в глазах сказал Дэниел.
— Нет. А сейчас мне необходимо надеть бальное платье и идти исполнять роль хозяйки вместе с твоими тетками.
Она представила себя в ярких шелках, с бриллиантами на груди, танцующей вальс за вальсом в роскошном бальном зале. Ее партнером будет Кэмерон, крупный мужчина, который двигается с отменной грацией.
Дэниел замолчал, но его сердитый вид был красноречивее слов. Наконец он повернулся и бросился вверх по лестнице, собаки неслись следом.
Виски не охладило его пыл. Кэмерон попытался успокоиться, поддевая ногами стопки газет и разбрасывая их в разные стороны. Но это тоже не помогало.
Он ворвался в спальню, застегнул рубашку и надел другой пиджак, не обременяя себя завязыванием шейного платка. Он никогда не умел прилично завязывать эту штуку. Для этого в его жизни существуют женщины и камердинеры.
Одеваясь, Кэмерон пил виски, но выпитая половина графина так и не смогла перебить вкус губ Эйнсли. Если бы не Дэниел, сейчас он бы уже осуществил свое желание — узнал бы наконец свои ощущения.
Он не представлял, как отнестись к вторжению Дэниела. На лице сына была досада, но никак не гнев ревности. Слова Дэниела о том, что он хочет видеть Эйнсли своей любовницей, похоже, только слова, мальчика явно хитрил.
28 
