31 
Кэмерон видел ее гибкую талию, изогнувшуюся в, танце, представляя, что это его рука обнимает ее. Он повернет ее в танце, обнимет, прижимая к себе, и оставит на ее губах медленный, обжигающий поцелуй.
— Занимайся своим делом, черт возьми, — нахмурился он, заметив на себе орлиный взгляд Харта.
— Возможно, тебе будет интересно узнать, — глотнул виски Харт, — что прошлой ночью я видел, как миссис Дуглас открыла замок покоев миссис Чейз и проскользнула внутрь, думая, что никто ее не видит. Мы с Чейзом выработали общее мнение относительно немцев, но я не хочу поспешных дискуссий, особенно с королевой.
Харта тревожили постоянные займы Германии для развития промышленности, он считал их потенциальной угрозой для Британии, хотя многие его коллеги-политики видели в Германии самого надежного союзника.
Кэмерон, все мысли которого были заняты скачками и бегами, мало интересовался политикой, но Харт не дурак, и Кэмерон доверял его интуиции.
— Это не имеет никакого отношения к займам и Германии, — заверил он Харта.
— Значит, тебе известно, что она искала, — внимательно посмотрел на него брат. — Интересно. Расскажи мне.
Кэмерон оглянулся на Эйнсли, танцующую, счастливую, улыбающуюся, и в этот момент понял, что никогда не предаст ее Харту. Он будет так же ворчать и защищать ее, как Мак с Йеном защищают Изабеллу и Бет.
— Я не могу рассказать тебе. Могу только заверить, что к политике это не имеет никакого отношения. Просто женская глупость.
— За женской глупостью может скрываться множество тайн. — Острый взгляд Харта мог резать стекло.
— Это не тот случай, — упрямо повторил Кэмерон, глядя в глаза брату. — Тебе придется поверить мне на слово, потому что я больше ничего не скажу.
— Кэм…
— Ни слова. Это не имеет никакого отношения к твоей политике.
Губы Харта превратились в тонкую линию, но он точно знал, до какого предела может давить на братьев. На Кэмерона он давил меньше, чем на других братьев, потому что хорошо помнил, кто выигрывал все кулачные бои и потасовки, когда они были молодыми.
Но Кэмерон всегда прощал Харту его деспотизм. Харт спас Кэмерону жизнь после смерти Элизабет, но никогда ничего не требовал взамен; они никогда даже не говорили об этом. Харт сделает все, чтобы сохранить семью. Он никогда не вникал в причины внезапного и странного желания отца, который вдруг решил передать младшим сыновьям управление имуществом по доверенности, а не сделал его, Харта, наследником всего состояния семьи.
— Хорошо, я поверю тебе на слово, — согласился Харт, когда смолкла музыка. — Только присматривай за ней.
Танцующие разразились аплодисментами. Музыка зазвучала опять, и гости приготовились танцевать вальс. Кэмерон поискал среди кружившихся пар Эйнсли с Дэниелом, но они исчезли.
— Вот она. Драгоценная собственность моего отца. Хотя она не его собственность, вот почему он так волнуется за нее.
Драгоценной собственностью, посмотреть на которую, Дэниел вытащил Эйнсли из танцевального зала, была лошадь. Трехлетняя кобыла, если точнее — самое прекрасное создание.
У нее были изящные тонкие ноги, но тело излучало силу, а в глазах горел огонь. Лошадь была гнедой масти, шерсть густая и темная, хвост и грива — тоже темные. Розовые ноздри указывали на хорошую родословную, и то, с каким видом она смотрела на приближающихся Эйнсли с Дэниелом, говорило о том, что она прекрасно знает о своей красоте.
— Смею предположить, что это и есть Жасмин, — сказала Эйнсли. Лошадь вытянула шею через невысокую дверь денника, навострила уши и зашевелила ноздрями, втягивая запах Эйнсли. — Нет, я не принесла тебе сахара, обжорка.
Эйнсли протянула руку, чтобы погладить животное, но тут из темноты внезапно появился высокий темноволосый мужчина. Анджело, цыган, который якобы служит камердинером у Кэмерона, но на самом деле является доверенным лицом Кэмерона, осторожно прислонился к двери соседнего стойла.
— Остерегайтесь ее, мэм. — В его мрачном голосе слышались нотки далеких земель. — В ней живет дьявол.
— Ей просто хочется немножко внимания к себе, да, любовь моя? — Эйнсли, улыбаясь, погладила теплый, бархатистый на ощупь кончик носа Жасмин. — Ты просто хочешь, чтобы кто-нибудь сказал тебе, какая ты красавица и как мы тобой дорожим. — Эйнсли потрепала ее по гриве, и Жасмин прикрыла глаза от удовольствия.
— Это ей нравится, — улыбнулся Анджело, и в уголках его глаз собрались морщинки, а взгляд потеплел.
31 
