45 
– Цэ вам даром нэ пройдэ! – сказал он, тяжело вздохнув.
Потом замолчал. И молчал долго, с полчаса.
– Послушайте, – поинтересовался я. – Вы же давно за нами следили, я видел ваши следы несколько раз после того, как высадился на берег. Чего ж вы только теперь решились?
– Яки слиды? – искренне удивился Петр. – Нэма нам чого робыты – за вамы слидкуваты. Мы тэбэ тут чекалы, и одного, бэз циейи казашкы!
– У нее, кстати, имя есть – Гуля, – сказал я строго. – Она – моя жена.
На усталом лице Гали я вдруг прочел удивление. Она посмотрела на Гулю как-то по-другому, словно открыла для себя нечто, раньше не замеченное.
Петр тоже скосил глаза на Гулю, но его усатое лицо осталось мрачным.
– Люльку мэни дай! – попросил он.
Я нашел его трубку, потом под его «связанным» руководством набил ее табаком, сунул ему под усы и дал прикурить.
– Ну так що будэмо робыты? – спросил он как-то обреченно, выдохнув табачный дым.
– Не знаю, – признался я. – Я с вами встречаться не собирался. Развязывать вас опасно – вы нас свяжете, а это мы уже проходили… Подождем, может что-нибудь в голову придет. Может, оставим вас здесь, а сами дальше пойдем…
– Ты що, з глузду зьйихав? – Петр блеснул глазами. – Як цэ – нас тут залышыты? Розвъяжы, бо погано будэ!
– Ну вот, – я развел руками, радуясь тому, что запястья отдохнули от веревки. В самом этом жесте, в его возможности я ощутил вернувшуюся ко мне свободу. – Вот видите, вы мне уже угрожаете, а что будет потом, когда я развяжу вас? – спросил я не без ехидства.
– Заспокойся, Пэтро, – заговорила вдруг Галя. – Трэба буты розсудлывым…
Можэ, вы нам хоч ногы розвъяжэтэ и тоди разом пидэмо? – обратилась она ко мне.
Я пожал плечами.
– Надо подумать. Давайте сначала выясним, какие у кого цели. Могу начать с себя. В принципе, я хотел найти то, что закопал Тарас Григорьевич, и привезти это в Киев, чтобы, как бы это сказать… получить от родной Украины славу и деньги… или только славу… Ну а у вас, шановные, какие цели?
– Та цили в нас схожи, алэ нам вид риднойи державы ани грошей, ани славы нэ потрибно, – заговорил Петр. – Головнэ, щоб всэ, що налэжыть Украйини, поюрнулось до нэйи… Особлыво таки святи рэчи…
– Ну вот, цели у нас похожие, остается только провести переговоры о достижении этих целей… – Я выжидательно посмотрел Петру в глаза. – И если договоримся – можем дальше отправляться вместе. Только как вы узнали, что я сюда собираюсь?
– Наш товарыш, капитан СБУ, нам про тэбэ всэ розповив.
– А вы что, с СБУ дружите? – удивился я.
– Всюды е нормальни люды, – ответил Петр и отвернулся.
Я оглянулся на Гулю – она думала о чем-то своем, потом обратил взгляд на Галю – она тоже опустила глаза и о чем-то размышляла, и вид ее мне показался поэтически-грустным, в то время как красивое лицо моей казахской жены отличалось сосредоточенностью и серьезностью – Розвъяжыть мэни рукы, – вдруг подала голос Галя. – Я вам кашу зварю, у мэнэ крупа е. И Пэтру трэба йисты, бо в нього выразка.
– Что у него? – переспросил я.
– Язва по-вашому, – пояснила Галя.
Я обернулся к Гуле. Мы переглянулись.
– Я сама сварю, – сказала Гуля строгим голосом. – Где крупа?
Галя кивнула на сумку возле кострища.
Солнце начинало прижаривать. Я тоже проголодался, и мысль о каше отвлекла меня от высоких межнациональных материй.
Потом мы кормили с ложечки Галю и Петра, а после этого уселись поудобнее и поели сами. Сварили чаю, и опять каждый работал «на два рта», успевая и сам отхлебнуть, и к губам пленников пиалки поднести. Гуля достала сырные шарики и угостила ими Петра и Галю.
Немного разморенные едой и солнцем, мы потеряли ощущение утренней бодрости и, должно быть, готовы были уснуть, но тут Гуля решительно встала на ноги.
Расправила на себе ярко-салатовое платье-рубаху.
– Надо идти, – сказала она.
На лицах пленников прочитывалась усталость.
– Так что, развязать им ноги? – спросил я Гулю.
Она задумалась.
В тишине послышалось мне тишайшее шепотливое движение песка – голос пустыни. Я оглянулся на кромку песка, сухим морем лизавшего каменный берег гор.
Никакого движения видно не было, но я уже знал, что медленное движение песка, как и воздуха, невидимо и неощутимо.
– Послухай, – услышал я голос Петра. – Можэ, домовымось якось… Ну так, щоб разом? Алэ щоб бэз усякых там москальськых фокусив!
Я обернулся. Тяжело вздохнул – странным мне показалось, что не я ему ставлю условия, при которых он будет развязан, а он мне.
45 
