61 
Быть стрелкой – вероятно высшее часовое звание, ведь стрелка солнечных часов неподвижна и это вокруг нее вращается время.
Вот уже различимо стало выражение лица полковника Тараненко. Оно было каменным, как у памятника работы Кавалеридзе. Зубы стиснуты, скулы напряжены. В самом движении полковника чувствовалась угроза, а тут я еще заметил в его руке пистолет.
– Петр, он вооружен! – негромко проговорил я.
Петр, не оборачиваясь, кивнул.
Метрах в двадцати от нас полковник остановился, сбросил под ноги рюкзак, расправил плечи и сделал пару круговых движений согнутыми в локтях руками – размял затекшие суставы.
– Ну шо! – выкрикнул он. – Думали, шо сбежали?
Мы молчали.
– Опоили меня чем-то и думали, шо все! Шо больше меня живым не увидите?!
Да? А ну руки вверх!
Он направил пистолет на меня, потом перевел взгляд и дуло на Петра. Было видно, как дрожит его вытянутая рука, как пистолет все время пытается «лечь» на бок, и каких усилий ему стоит удерживать его.
Я поднял руки над головой, а Петр добродушно сплюнул себе под ноги, совершенно беззлобно улыбнулся, глядя на полковника, и в этой улыбке, по краям которой висели черные приглаженные усы, я увидел не только несвойственное Петру добродушие, но и сочувствие.
– Витольд Юхымовыч! – громко, чтобы разделявшее его и полковника расстояние не смогло поглотить какую-нибудь произнесенную букву, говорил Петр.
– Вам видпочыты трэба, а нэ залякуваты нас своим «ТТ»! Хыба ж мы нэ люды? Хыба нэ порозумиемось якось?
Я видел, как выпучил удивленные глаза полковник Тараненко, услышав из уст Петра неожиданный текст. Я видел, как он сделал два нетвердых шага вперед, как на лице его возникла растерянность, точно такая же, какая недавно была на лице Гали.
Он снова остановился, внимательно глядя на нас. Но, вероятно, что-то мешало ему нас разглядеть. Может быть, усталость. Свободной рукой он дер глаза, а правую с пистолетом все еще держал на весу, но дуло его «ТТ» смотрело уже куда-то мимо, Петр достал свою трубку. Раскурил ее и демонстративно выдохнул дым столбиком в небо.
Я опустил руки. Опять происходило что-то странное. На моих глазах из полковника испарялась воинственность и решительность, с которой он направил на нас свой пистолет.
Он оставил в покое свои глаза, потер пальцами левой руки висок, посмотрел на солнце. Снова направил озадаченный взгляд на нас. Потом как-то странно тряхнул головой, словно прогоняя сон, и опустил руку с пистолетом.
Сделал еще несколько шагов и остановился метрах в пяти от нас.
– Шо-то мне нехорошо, – произнес он усталым голосом и вздохнул. – Если б не вы, я б сейчас в Одессе, в санатории Чкалова отдыхал… Мне давно уже нужно отдохнуть…
– Ну так давайтэ, жинкы вам чаю заварять, – предложил мягким голосом Петр.
Витольд Юхимович глянул на него с подозрением.
– Кофе мне ваши жинки уже раз сварили!.. – сказал он, но в его интонации не было ни нотки обиды или злости.
– Слышьте, а? – неожиданно врезался в спокойствие разговора незнакомый звонкий голос.
Я ошарашенно обернулся и увидел у противоположного края ямы казаха с верблюдом. Казах был весь джинсовый – и рубаха, и, естественно, штаны, и даже ремень с прицепленной кнему сумочкой для денег и документов – все было синего трущегося цвета. На верблюде между двух горбов был закреплен странный баул со множеством разноцветных сверху нашитых кармашков.
– Слышьте, а! Купить еды хотите? – продолжал звонкий казах.
– Какой еды? – через наши головы спросил казаха полковник.
– Кансервы, шакалад, макароны иранские… – казах прищурился, внимательнее рассматривая полковника. – Патроны для «ТТ» тоже есть, савсем дешева, дешевле куриных яиц…
– А чем платить? – серьезно спросил полковник.
– Чем хочешь. Доллары, марки, франки, бартер… Патроны хочешь, да?
– Нет, – ответил полковник. – Какие консервы есть?
– Крабы, сельдь каспийская очень свежая, креветка… все па два доллара…
Опять в моем воображении возникла линия, начерченная между казахом и полковником, и опять она проходила через нас. Мне захотелось отойти в сторону.
А полковник тем временем вытащил из кармана адидасовских штанов бумажник, вынул зеленую купюру и помахал ею в воздухе.
– Давай пять банок сельди! – сказал он казаху.
– Пачему давай? – вдруг обиделся казах. – Ты – пакупатель, я – магазин. Ты сюда иди и пакупай! Магазин к пакупателю же не ходит!
61 
