очень нудно 
47 
— Ты действительно поедешь, Даг?
Он выглядел помолодевшим, был весел.
— Эту проблему я должен разрешить, Лив, ты же знаешь. Она касается и маленького Маттиаса. И многих, многих других подобных ему мальчишек.
Она посмотрела на его воодушевленное лицо и была вынуждена сдаться.
И троица поехала в Конгсберг, где Даг хорошо знал всех судейских чиновников. Судебный процесс был подготовлен искусно. Обвиняемыми стали Нермаркен и Хаубер.
Оба, естественно, отрицали свою вину. Нет, детей в шахте, нет, идите посмотрите сами!
Лучше бы они этого не говорили.
Суд поймал их на слове. Обвиняемые совершенно не боялись, так как хорошо подготовились, пригрозив всем рабочим увольнением и еще более худшим, если они хоть слово вымолвят о мальчишках!
Даг Мейден в Конгсберге не был председателем суда присяжных, но он выступал с обвинением этих двоих. Как дед одного из мальчиков, он был правомочен сделать это. Он присутствовал на судебном процессе все время, и его достоинство сыграло большую роль. Суд безусловно верил каждому его слову. Но доверял ли он мальчикам?
Весь состав суда вместе с Маттиасом и Калебом, после основательного их допроса, спустился в шахту.
Как выглядела шахта? Опишите ее! Опишите помещение, в котором жили! Расскажите, как вам удалось бежать!
Нермаркен и Хаубер утверждали в свою защиту, что кто-то из обозленных рабочих подговорил мальчишек, чтобы приставить начальникам нож к горлу.
Но мальчики исключительно точно описали шахту, даже многие мелкие детали, на которые никто бы раньше не обратил внимания.
Члены спустились в шахту. Конечно, никто из рабочих не осмелился дать свидетельские показания. Но они не опровергали и слов мальчиков. Шахтеры просто отказывались отвечать. А это уже говорило само за себя.
Рассказ мальчиков соответствовал действительности в самых мельчайших деталях. Они смогли даже по именам назвать всех до единого забойщиков. И суд потребовал потушить огонь в печи и послал в трубу маленького худого рабочего, который подтвердил, что этой дорогой можно выйти на улицу. Однако, никто не понимал, как они сумели вытащить смертельно больного Кнута. Решетка, само собой разумеется, вновь была обмазана раствором, но было ясно, что это сделали недавно.
Однако сокрушающим ударом явились свидетельства Калеба. Он показал, где лежали погребенные под обвалами тела Серена и еще несколько мальчиков. Немедленно затребовали лопаты, и преступления Нермаркена и Хауберга были полностью доказаны.
Они пытались свалить вину друг на друга, но это не помогло. Их приговорили к смертной казни, и они были повешены.
Казни мальчики не видели. Не видели и того, что для Нермаркена потребовалась веревка двойной толщины. Под тяжестью его тела виселица задумчиво поскрипывала.
Было доказано, что использование детей на работах в шахтах было необычным явлением. Такое практиковалось только здесь и то только во время правления этих двух потерявших совесть людей.
Однако Даг настоятельно рекомендовал Калебу не отказывать от решения помогать детям. Существовало множество рабочих мест, с которых нужно было их убрать. Детей эксплуатировали повсюду, заставляя напряженно трудиться с раннего утра до позднего вечера. Но труд их, как правило, не оплачивался.
Спустя год после суда в Конгсберге с Дагом случился первый удар. После него он оправился, но принял решение оставить должность помощника судьи и постоянно быть дома. У него появилась возможность больше времени уделять учебе Калеба.
Лив радовалась, что он дома и она может ухаживать за ним.
Но ее и Аре беспокоило и другое. Юлиана Левенштейнская и Шарффенекская овдовела. В ноябре 1635 года умер оберкомендант. Спустя год Юлиана снова вышла замуж за известнейшего шведского полководца Ионаха Банера и некоторое время сопровождала его в походах. Ее дочь Марка Кристиана и маленький Микаел жили в замке Левенштейнов. Интервалы между письмами становились все больше и больше.
— Я не хочу потерять внука, — говорил Аре. — Хочу еще раз увидеть его. Он же сын Тарье! И я думаю рассказать ему о последних словах Тарье на смертном одре.
Лив написала письмо Сесилии. И та, как обычно, предложила свою помощь.
Поэтому в один прекрасный день Аре с абсолютно новым походным сундуком оказался на пристани в Копенгагене, где его встретили Сесилия и Александр. Здоровяк-крестьянин был одет в свою лучшую одежду из домотканого полотна и чувствовал себя весьма беспомощным в огромном мире; он никогда не выезжал дальше Кристиании, в которой побывал всего несколько раз.
47 
