очень нудно 
51 
На улице резко хлопнула калитка, захлебнулся надсадным лаем кобель, звякнула, натягиваясь, прикрепленная к капитальной будке цепь. Доненька вздрогнула от неожиданности и уронила пустой горшок. Тот грохнулся на пол, глиняные черепки разлетелись в разные стороны, заставив Муську с испуганным мявом шустро схорониться под печкой.
— На счастье, — неуверенно выдохнула Доненька и метнулась за веником раньше, чем тяжелая рука матери успела отвесить увесистый подзатыльник нерадивой дочери.
— Руки не из того места растут, — сварливо прокомментировала Параскева. — Однако надо бы посмотреть, кого там лихо принесло.
Но не успела жена головы сделать и пары шагов в сторону двери, как та распахнулась, и на пороге возникла запыхавшаяся до нездорового клекота в горле Яренька.
— Беда, Параскевушка, — возвестила она. — Ой, беда!
«Пришла беда — открывай ворота!» — припомнила Параскева народную мудрость. Вслух же спросила:
— Что случилось?
Ответ на этот простой вопрос, как оказалось, интересовал многих. В избе головы как-то сразу стало тесно. Большая комната не была рассчитана на столько гостей разом. Женщины толпились, активно работали локтями, ругались, желая оказаться ближе к Параскеве и расслышать все подробности в первых рядах. Но многим пришлось остаться на улице.
— Ой, сколько вас! — всплеснула руками жена головы, отчетливо понимая: что бы ни стряслось у Яреньки, спокойно поговорить им все равно не дадут. — А давайте на улице столы поставим да чайку крепкого заварим, там и потолкуем спокойно.
Идея всем понравилась. У головы большой двор, пусть и хреном пока завален. Это Светлолика осерчала на Панаса и вырастила хрена столько, что хороший город приправой на год обеспечить можно. Еще и яма славная под пруд образовалась и стояла с водой. В появившийся пруд Параскева водоплавающую птицу запустить хотела, но пока руки не дошли до этого. Тем не менее места для посиделок еще было предостаточно. Притащили столы, лавки из соседних дворов. Постелили скатерти льняные. Самовар поставили, еловых шишек накидали в него для аромата. Послали за старейшей жительницей села, бабкой Рагнедой. Та явилась нескоро, вода в самоваре уже успела закипеть. Согбенную старуху, закутанную в несколько душегрей разом, вели под руки две внучки. Несмотря на свой более чем почтенный возраст, Рагнеда не выжила из ума, ее советы всегда были не только к месту, но и мудры.
Старуха устроилась на лавке, на которую для удобства и тепла положили расшитую подушку, внимательно выслушала сбивчивый рассказ жены кабатчика, щуря подслеповатые глаза, словно видела что-то, одной ей ведомое.
— Вот что, бабоньки, — начала она, — это не дело, что ведьмаки жреца извести надумали. Да и ведьма в Хренодерках нужна. Придется это дело нам в свои руки взять, раз мужчины у нас такие недогадливые.
— Это как же, бабушка Рагнеда? — поинтересовалась Параскева. — Что мы супротив ведьмаков предъявить сможем?
Предъявить супротив ведьмаков было решительно нечего. Они же ведьмаки. Существа зловредные и убийству обученные. Куда мирным селянам с вилами с ними тягаться?
— А вилы и топоры нам на что? — вопросила Рагнеда. — Колья, святая вода — все в ход пойдет. Но ведьмаков извести надобно, пока они нас сами не извели.
Женщины замерли. Одно дело — выгнать пришлых взашей, а другое — уничтожить физически.
— Всевышний охрани! — ахнула Параскева и перекрестилась. Ее жест тут же подхватили. Крестились истово, шептали молитвы, чтобы уберег Всевышний от греха. — Да как же это? Это же душегубство выходит. Да и село наше за такое непотребство сжечь могут. Ведьмаки-то небось не сами понаехали, а послали их.
— Послали… не послали… — заворчала бабка. — Мало ли кто кого и куда и послал. Нешто все ведьмаки из заданиев своих возвращаются? А жреца своего да ведьму никому в обиду не дадим. Да и за лес Хренодерки не в ответе. Коль в лесу сгинут — кто виноват? Лес большой, и живет там лихо всякое.
Женщины зашумели. Жреца уважали все. Он и крестил, и в последний путь провожал. Да и к селянам всегда относился с пониманием. Попусту анафему не накладывал, епитимиями не разбрасывался, пламенем бездны не грозил. Ведьма тоже хоть и с норовом, а все ж таки девка своя.
— А как же мы их найдем, ведьмаков ентих? — заинтересовалась Алкефа, чей лиф сегодня был не особо открыт для обозрения.
Да и зачем ей было лишний раз сверкать полукружиями грудей, если мужчин на сходке не наблюдалось? Женщин обозлить — раз плюнуть. Позабудут, для чего собрались, ради такого случая. Алкефа же была женщина ученая, и все свое ученье она видела не от мужа своего, а от односельчанок, которым рыжая кокетка была как кость в горле. Оттого ее били несколько раз в месяц, а то и чаще.
51 
