47 
Но на этом странности не закончились. Позже Марыська говорила, будто почувствовала что-то неладное сразу, как только нога ее ступила в Безымянный лес. И вообще, накануне ей снился сон, будто она беременна. А всем известно, что беременность незамужней девке снится к обману. Все тропинки казались знакомыми и незнакомыми одновременно. То развилка возникала там, где, по всем приметам, не должна была быть, то тропа исчезала и появлялась совершенно в другом месте. В конце концов, Марыська обнаружила, что ходит кругами и, как ни старается, а уйти не может. Ведьмаки же вообще куда-то запропастились, то ли свернули не там, то ли решили бросить бестолковую девицу и попытать счастья в поисках, не рассчитывая на такого непутевого проводника. Марыська ничуть не расстроилась от потери, интуиция подсказывала ей, что чем дальше она от ведьмаков, тем лучше. Избушку ведьмы она увидела, лишь когда окончательно стемнело, но, как ни старалась добраться до жилища лесной отшельницы, не могла. Деревянное строение неизменно оказывалось все дальше и дальше, словно не к дому она шла, а от него. В конце концов, девушка выбилась из сил, рухнула в орешник, и сон сморил ее.
Каждый житель деревень, притулившихся на свой страх и риск окрест Безымянного леса, точно знал, что в лесу ночевать оставаться лучше не стоит: лес и днем-то опасен, а уж темной ночью, когда силы зла властвуют над землей, и подавно. Но если все-таки ночь застала в лесу и до дома засветло добраться нет возможности, следует очертить вокруг себя три круга, обязательно по направлению движения солнца по небосклону, молитвенно призывая Всевышнего и всех святых, чтобы охраняли заблудшее невесть куда чадо, затем снять одежду и вывернуть ее наизнанку, а обувь поменять местами (с левой ноги на правую, и наоборот). И наконец, запастись большим количеством дров, дабы костер горел всю ночь напролет.
Марыська знала каждое из этих правил, но большинством из них пренебрегла из-за усталости. Впрочем, круги она начертила, но такие неровные, что линии двух из них пересекались самое меньшее в дюжине мест, а третий отчего-то оказался метрах в десяти от остальных. Костер разжечь девушка не смогла. Да и нечем ей было, спичек прихватить из дома она не догадалась. Как при таком оригинальном подходе к традициям ее не съели ночью, одному Всевышнему известно. Видно, сильный ангел-хранитель приставлен к ней был, раз даже пожевать пятку в прохудившемся лапте никто не решился. Тем не менее Марыська легла с большими, как ей показалось, предосторожностями и спала вполглаза, пока ее не разбудили Лютый, резво прогалопировавший прямо через орешник, и волочащийся за оборотнем, завывавший на разные голоса вампир.
— Демоны! — заверещала прислужница жреца, подпрыгнув в воздух метра на два, и помчалась в другую сторону, подальше от разбушевавшейся нежити.
Тем временем в Хренодерках народ пребывал в недоумении. Все местные уже знали, что к ним наведались ведьмаки. Новость облетела дворы со скоростью пожара в ветреный день и успела обрасти таким количеством жутких подробностей, что хозяйки боялись лишний раз за порог шаг сделать, даже за водой мужей посылали, а детей заперли в чуланах да выдали им пряжу или крупу — пусть не праздно сидят. Мужьям, понятное дело, не очень понравилось бабскими занятиями целый день заниматься. Если до хлева — подоить и покормить скотину женщины еще рисковали прошмыгнуть, полагая: коли с чувством помолиться да отбить сорок поклонов, поминая имя Всевышнего и святых покровителей дома, может, помилуют демоны, в село заявившиеся, душу праведную, то гнать на луг коз да коров отказались напрочь. В огород за свежей зеленью к столу — и то мужьям тащиться пришлось.
Мужики загудели, заволновались. Это что же делается на белом свете, что бабью работу приходится выполнять? Так, не ровен час, вконец обнаглевшие селянки под предлогом чувствительности и женской ранимости мужей в юбки обрядят да за прялку посадят.
Дед Налим тут некстати заметил, что по молодости слышал на ярмарке от купцов, будто есть на свете царство-государство далекое, где все мужчины в юбки рядятся и прямо по улицам в такой срамотище и ходят. Мужчины обомлели, заохали, в затылках пятернями почесали. А тут еще вспомнили, что поутру кто-то носил жрецу крынку молока, так ни Гонория, ни Марыськи дома не оказалось, а храм и вовсе на замок заперт. Народ замер в испуге. Чтобы такое в селе творилось, не помнили даже старожилы.
47 
