38 
– Повесим их обратно на один вечер, ваша светлость?
– Да. Все лучше, чем голые стены. Выберете сами, какие повесить. Только не эту, – быстро добавил он, бросив взгляд на большое полотно.
Фараон осмотрел картину.
– Очень… живо, ваша светлость, – сказал он. – К сожалению, автор совершенно не умел изображать фигуры.
– Я это и в детстве понимал, – содрогнувшись, промолвил Джон. – Помню, дед говорил мне, что она называется «Переход через Рубикон». По-моему, вот эта фигура должна изображать Юлия Цезаря. Хотя, может, это осел, – добавил он насмешливо. – Возможно, мисс Уилтон скажет. Она намного образованнее, чем я.
– Кто-то меня звал? – раздалось от двери.
Появилась Джина. Вся одежда ее была покрыта пылью, на носу темнело пятно. В таком виде Джон нашел ее особенно очаровательной.
– Мы тут подбираем картины, чтобы закрыть пробелы на стенах, – сказал Джон, подавая ей руку, чтобы помочь переступить через завал.
– Что, эту хотите повесить? – в ужасе спросила она, показывая на картину, которую все еще держал Фараон.
– Нет. Обещаю, эту мы вешать не будем.
– А что здесь изображено? Похоже на стадо коров, которые забрели в болото.
– Это «Переход через Рубикон». Вот это Юлий Цезарь.
– Вы никого не заставите в это поверить, – твердо сказала Джина.
Она захихикала и села на ящик, чтобы насладиться шуткой. Джон присоединился к ней. Ему просто нравилось видеть ее радость. Фараон молча поднял уродливое полотно и унес.
Вдруг лицо Джона помрачнело.
– Джина, – взволнованно спросил он, – скажите, что у нас все получится.
– Конечно, получится, – без тени сомнения в голосе ответила она. – Все выйдет как нельзя лучше, просто нужно в это верить.
– Я верю, но только когда вы мне это говорите. Похоже, вы способны заставить меня поверить во что угодно, и я начинаю понимать, что вы это делаете со всеми. Я видел, как вы разговаривали с Фараоном, с близнецами, с другими «заблудшими»… С теми, которые прячутся, едва завидев меня.
– Они прячутся только потому, что боятся. Боятся, что вы их прогоните, – сказала она.
– Это было бы очень неблагодарно с моей стороны. Они столько для меня делают.
– Да. Сейчас они вам нужны, но потом, когда у вас появятся деньги, вам, вероятно, понадобятся обычные слуги и вы от них избавитесь.
– Они вам такое говорят?
– Не напрямик, но я это чувствую.
– А что вы им говорите?
Она пожала плечами.
– Я говорю им, какой вы добрый и отзывчивый. Но я не могу им рассказывать о ваших планах. Не имею права.
– Добрый? Отзывчивый? А разве не так давно я не был несносным, ужасным и… не помню, каким еще.
Джина рассмеялась.
– Я этого всего не отрицала. Я просто сказала, что вы еще и добрый.
Он усмехнулся.
– Спасибо. А что касается моих планов, разве я не пообещал выполнить вашу просьбу?
Она с сожалением покачала головой.
– Вы не должны мне это обещать.
– Почему?
– Потому что я не имею права требовать от вас обещаний.
– Но я сам вызвался…
– Нет, Джон, – твердо произнесла она. – Конечно, мне бы хотелось, чтобы вы хорошо относились к ним, и я не сомневаюсь, что так и будет, ведь у вас доброе сердце, но обещаний не нужно, потому что…
– Потому что «что»? – сказал Джон, когда она замолчала.
– Потому что однажды в вашей жизни появится кто-то, кто будет иметь право требовать у вас обещаний. Вы не сможете быть верны разным людям.
Она имела в виду, что у него будет жена, подумал Джон, и этим говорила, что сама она этой женой никогда не станет. Джина великодушно не давала ему сделать ей предложение, чтобы не обижать отказом.
– Хорошо. Обойдемся без обещаний, – тихо произнес он. – Но только я вот что скажу. Если вы считаете меня добрым и отзывчивым – хотя ума не приложу, откуда у вас такое мнение, – то таким я и буду. Я уже говорил вам, что у вас есть дар вкладывать свое сердце в людей, и до конца своих дней я буду стараться быть таким, каким вы меня считаете. И никакими доводами вы не заставите меня об этом молчать.
Джону показалось, что на глаза ей навернулись слезы, но в полутьме чердака сказать наверняка было невозможно.
– Я не хочу, чтобы вы об этом молчали, – сказала она наконец. – Вы пообещали стремиться быть лучше, и большего я не прошу.
– Вы действительно ждете от меня только этого? – с ноткой грусти в голосе спросил он.
– Конечно. О чем еще я могу вас просить?
– Ни о чем, наверное. Я думаю… – Он на миг замолчал, собираясь с духом, и, увидев устремленные на него прекрасные, чистые голубые глаза, договорил: – Думаю, когда я женюсь, моя жена будет похожа на вас.
38 
