Глава тринадцатая

Должно быть, все ощущают себя как-то по-особенному в день собственного венчания. Так было и со мной, однако я понимала и то, что моему браку суждено быть весьма необычным, если не сказать — странным. Я превзошла даже собственную матушку, которая, после бегства с отцом, смогла вступить в брак, только уже приехав в Канаду.

Питер вернулся в замок лишь к пяти часам — как раз к чаю. Мы ожидали его с самого утра, однако дела его задержали.

Когда он наконец появился, я была уже настолько встревожена, что забыла буквально обо всем, увидев его целым и невредимым. Я уже успела перебрать в уме все возможные варианты того, что могло случиться с ним — авария по пути или встреча с вражеским самолетом, — и, должно быть, мое воображение вырвалось из-под контроля, ибо меня уже буквально трясло от напряжения.

Я чувствовала себя заточенной в замке, несчастной принцессой из сказки, ожидавшей своего спасителя — рыцаря Питера.

Глупая, конечно, и старомодная мысль, однако от этих древних стен веяло драмой и романтикой — и не проникнуться этой атмосферой было просто невозможно.

Проведя в замке целые сутки, все двадцать четыре часа, я поняла, почему мама убежала с любимым. Родившись и живя в самом обычном сельском доме, она бы, наверное, поступила более разумно; но здесь, в этом старинном замке, сами стены требовали от нее решительности, отваги и изобретательности.

Все Макфилланы были людьми отважными, все готовы были блеснуть личной храбростью. Я понимала теперь и дядю Эдварда, наперекор светским условностям разделившего свою жизнь с Рози Хьюитт.

Как я уже говорила Питеру, подобные поступки требуют такой же отваги, как сражение с врагом на поле брани, и дядя Эдвард, вне сомнения, унаследовал бесстрашие своих предков. Мамочка и та не была исключением из семейных традиций, и, как мне кажется, та же отвага является одной из главных черт моего характера.

Тем не менее это не умалило моей тревоги за Питера и ощущения того, что ответственность за его сегодняшний риск лежит на мне.

Словом, когда он появился, я искренне обрадовалась. Я сидела рядом с дедом в большой гостиной, когда он вошел в дверь.

Мы оба поднялись на ноги.

— Питер! — воскликнула я. — Что случилось? Я так волновалась!

— Мне очень жаль, Мела, — ответил он.

Но, похоже, он скорее радовался, чем сожалел, на мгновение он крепко сжал мои руки, потом он подошел к деду.

— Надеюсь, что я не доставил вам беспокойства, сэр.

— Отсутствие новостей уже хорошая новость, — ответил дед. — Но вот эта самая молодая особа всячески старалась нажить первую седину.

— Я польщен, — проговорил Питер, посмотрев на меня.

— Вы получили брачную лицензию? — спросил дед.

— Она у меня, — ответил Питер.

— Тогда чем скорее состоится венчание, тем лучше.

С этими словами старик поднялся, пересек гостиную и позвонил в колокольчик. Появившемуся в двери Манро было приказано привести священника. Мы с Питером молчали.

Он смотрел на меня, и на какой-то момент я ощутила внезапный страх, сердце мое словно стиснуло. Неужели настал миг моего с ним бракосочетания?

Однако мне нашлось чем его удивить. Узнав в то утро, что я выхожу замуж, Джинни Росс извлекла из старого сундучка с приданым такую чудесную кружевную накидку, какой мне в жизни своей видеть не приходилось. Она рассказала мне, что вещь эта существует в семье не одно поколение и что девушки рода Макфилланов шли в ней к венцу, а каждого новорожденного Макфиллана при крещении накрывали ею. Конечно же она хотела, чтобы я надела ее, и сначала я решила было отказаться, потому что у меня не было подходящего к кружевной накидке платья, но на лице старушки отразилось такое огорчение, что я поняла, что нарушение традиции расстроит не только ее, но и деда.

Тогда я принялась рыться в своих чемоданах и обнаружила, что среди прочих вещей захватила с собой, как говорят американцы, «платье хозяйки»^[8]. Его привезли мне из Нью-Йорка, белое платье из атласа с вышитым узором из синих и серебряных листьев. Я часто носила его дома, но могла и выйти в нем к обеду.

  53