24 
— Кончишь? — спросила она, разлепив пересохшие губы.
— Разрядка… тот момент, когда твоё сердце начинает стучать и ты борешься каждой частичкой тела, пытаясь достигнуть чего-то, но не можешь. Это пытка, но ты лучше умрёшь, чем остановишься. — Его рот опустился к её пунцовому уху, а сам он продолжал неустанно раздразнивать Хелен. — Ты следуешь ритму и не сдаёшься, — шептал он. — Потому что знаешь, приближается конец света. А потом он наступает.
— Звучит не очень комфортно, — с трудом вымолвила она, её переполнял странный, мучительный и преступный жар.
Порочный отголосок смеха просочился в её ушко:
— Это не комфортно. Но безбожно приятно.
Рис убрал пальцы и Хелен почувствовала, как он поглаживает линию сомкнутых нежных створок её лона. Раздвигая мягкие складки, он начал играть с розовыми изгибами, потирая местечко так восхитительно ласково, что всё её тело подёрнулось.
— Тебе больно, cariad?
— Нет, но… — Казалось, невозможно заставить его понять суть воспитания, где признавать, что у тебя есть определённые части тела, считалось слишком постыдным, не говоря уже о том, чтобы дотрагиваться до них, не считая умывания. Это было одно из многих правил, которое внушила ей тучная няня, любившая бить проказливых детей по рукам линейкой, пока они не начинали болеть и не становились багровыми. Такие уроки невозможно было полностью забыть. — Это… постыдное место, — в итоге, ответила она, затаив дыхание.
— Нет, не постыдное, — незамедлительно ответил Рис.
— Но это так. — Когда он замотал головой, она настойчиво повторила: — Меня учили, что это именно так.
Рис съязвил:
— Те же люди, которые сказал тебе, что детей находят под кустами крыжовника?
Вынужденная признать, что в этом есть доля истины, Хелен гордо замолчала или, по крайней мере, настолько гордо, насколько это было возможно в сложившихся обстоятельствах.
— Многие люди стыдятся своих собственных желаний, — сказал Рис. — Я не отношусь к ним. И не хочу, чтобы ты была одной из них. — Он легонько положил ладонь посередине её груди и медленно провёл вниз по телу Хелен.
— Ты была создана для удовольствий, cariad. В тебе нет ничего постыдного. — Казалось, он не замечал, как она напряглась, когда его рука скользнула между её бёдер. — Особенно в этом сладком местечке… ах, ты такая красивая там. Как одна из твоих орхидей.
— Что? — спросила она, размышляя, не смеётся ли он над ней. — Нет.
— Ты создана по форме лепестков. — Одним пальцем он обвёл её внешние створки лона. Сопротивляясь отчаянным попыткам Хелен отдёрнуть его руку, он раскрыл их. Рис нежно взял между большим и указательным пальцами розовую внутреннюю кайму и потёр, применяя минимальное усилие. — А это. Чашелистики… ага?
И тут Хелен поняла, что он имеет в виду, всю точность сравнения. Всё её тело стало пунцовым. Если бы можно было упасть в обморок от стыда, это бы сейчас и произошло.
На его губах промелькнула улыбка.
— Как ты могла не заметить?
— Я никогда раньше не рассматривала себя там внизу!
Поглощённый ежеминутными изменениями выражения лица Хелен он круговыми движениями кончика пальца добрался до вершины её лона. Его большой палец нежно нажал на выступ плоти сверху, щекоча окружность маленького бутона.
— Скажи, какое название у этой части. У вершинки внутри цветка.
Извиваясь в его объятьях, она выдохнула:
— Пыльник. — С ней что-то происходило. Огонь взбирался сзади по её ногам и сосредотачивался в животе, каждое ощущение подпитывало омут жара.
Его палец вновь скользнул внутрь, став влажным, проник глубже. Что это? Что… Её тело сомкнулось вокруг лазутчика, затягивая его, и она не могла это контролировать. Рис проводил ртом по её губам, нежно целуя, ловя их, словно пил из хрупкой чаши. Кончик его большого пальца отыскал чувствительный пик. Наэлектризованное напряжение распространялось по её телу, словно расходившиеся круги на воде, подступала тревожащая, чувственная волна… слишком сильная… почти как боль. Тихо вскрикнув, Хелен выползла из-под Риса и перевернулась на живот, задыхаясь от собственного сердцебиения.
Тотчас же она ощутила его позади себя, успокаивающие руки Риса гладили её трясущиеся конечности.
Своим бархатистым голосом он проговорил ей на ушко, шутливо упрекнув:
— Cariad, ты не должна отворачиваться. Больно не будет, я обещаю. Повернись.
24 
