очень нудно 
34 
Я не знаю, сколько просидел у кровати Саньки. Законы времени в этой палате уже не имели никакой юридической силы. Я просто сидел, держа Александру за руку, и смотрел, впитывал в себя то, как она спит.
Где-то очень далеко от нас осторожно открылась дверь, и знакомая медсестра просунула в щель голову. Она ничего не сказала, только постучала по циферблату китайских роллексов.
И я ушел.
Я ненавижу больницы…
Савельев устало оглядел операционную древней как мир Мерое.
…Чудеса начались с наркоза. Два жреца-лекаря — наверное, это были ассистенты, поскольку их причудливые головные уборы были прошиты не золотыми нитями, а серебряными, — переложили больную на широкий стол и привязали ее запястья и щиколотки кожаными ремнями к столу. Потом маленькая медсестричка подкатила некое подобие тележки с инструментами… Тележка была из пластин слоновой кости, на ней лежали несколько чашечек из золота и блестящие, добела отполированные зажимы и железные скальпели. Медсестра с любопытством глянула на постороннего, враждебно блеснула глазами и отвернулась.
Домбоно погрузил руки в одну из золотых чаш, за ним подошли и другие врачи.
«Ну, хотя бы руки они мыть умеют», — подумал Савельев и передернул плечами.
— Что это? — спросил он, указывая на большую золотую чашу.
— Сок чистоты! — гордо отозвался Домбоно. — Он делается из корешков особых трав, что растут в тени. Мы их потом собираем и выжимаем из корешков сок.
— Вы что, всерьез собрались удалять желчный пузырь? С помощью этих самых железяк?
— Что такое желчный пузырь? — Домбоно положил руку на тело больной.
«Господи, — пронеслось в голове у Савельева испуганным тайфуном. — Он хочет резать ее по-живому, без наркоза! Но это же сущее убийство! Нельзя, нельзя допустить этого! Я просто обязан вмешаться. Там, на столе, лежит человек, я не допущу, чтобы женщину забили у меня на глазах…»
Он сделал шаг к операционному столу и рывком оттащил Домбоно от тела молодой женщины. Врачи замерли. Чужеземец осмелился прикоснуться к верховному жрецу! Они молча окружили Павла со всех сторон в ожидании единственно верного в данной ситуации приказа: убить.
Домбоно сверкнул глазами. Ненависть, полыхавшая в его взгляде, была просто физически непереносима. Его оскорбили… а он должен терпеть все это, потому что приказ богини связал его по рукам и ногам. Речь шла о жизни и смерти Мин-Ра, о таинственной болезни в его теле. А еще — о чести жрецов Мерое…
— Что вам угодно? — глухо спросил он.
— Вы не будете оперировать ее! — сердито выкрикнул Савельев. — У вас, верно, иная мораль, чем у нас… но до тех пор, пока я стою здесь, я не позволю оперировать эту женщину! Если хотите, гоните меня отсюда взашей, а так я не позволю вам зарезать ее.
— Никто никуда не собирается гнать вас. Вы должны увидеть, на что мы способны!
— Уже увидел! — насмешливо хмыкнул Павел. — Может, хватит уже подобных презентаций?
— А-а, вы что-то там о врачебной этике говорили, да? — скривил губы Домбоно. Столик с инструментами вплотную придвинули к операционному столу. — Нам в Мерое тоже кое-что известно о священном долге врача! У вас врачами тоже становятся специально обучаемые жрецы, да? Вы так же близки богам, как и мы?
— В нашем мире мы больше полагаемся на знания, чем на помощь бога.
— Вот вы и сказали это! Да в Мерое горы знаний, накопленные за пятитысячелетнюю историю… — Домбоно схватился за золотую чашечку, зачерпнул маленькой ложечкой голубоватую жидкость, приподнял голову больной и дал ей странное питье. Та послушно выпила его, но в огромных черных глазах женщины полыхал страх.
Савельев судорожно вздохнул, сердце отчаянно барабанило в грудную клетку. Клетку! Он бросил взгляд на «хирургический инструмент» и вздрогнул.
— А чем вы собираетесь пережимать сосуды? — спросил он бесцветным тоном. — Как остановите кровотечение?
— С помощью молнии богов.
— Чем-чем? — Савельев почувствовал, как слабеют ноги. «Она же истечет кровью, — подумал он. — Она просто истечет кровью…»
— Вы все сейчас сами увидите.
— Я вообще ничего не желаю видеть! — взволнованно закричал Павел. — Отведите меня сейчас же к вашей царице! Я потребую у нее, чтобы она прекратила этот ужасный спектакль!
— А наша царица всегда с нами, так что никуда вас отводить не надо, — улыбнулся Домбоно.
Павел вздрогнул еще сильнее. В самом конце операционного зала горел свет. На золоченом стуле сидела Сикиника, лицо как обычно подобно застывшей маске. Ее взгляд впился в глаза Савельева. Взгляд такой же холодный, как снег.
34 
