74 
Контролер внимательно проследил, куда поехала и где остановилась «Лада», потом обернулся и позвал жестом следующую машину.
Солнце припекало. Я вытащил из бокового карманчика своего рюкзака войлочную остроконечную шапку, расправил ее и надел на голову. Снова подошел к Гуле.
– А тебе Аман ничего не говорил? – спросил я.
– О чем?
– О нашей поездке…
– Нет, – ответила Гуля. – Он только пожелал удачи. Три раза.
– Три раза? – переспросил я.
Она кивнула.
Я оглянулся, бросил взгляд на Амана, Юрия и полковника, спокойно о чем-то беседовавших, стоя между джипом и ангаром. Посмотрел на Петра и Галю, молча сидевших на стальной ступеньке «лендровера». При всем моем внутреннем напряжении я не мог не ощущать атмосферу удивительного спокойствия, царившую в порту. Я не мог не заметить холодное спокойствие на лицах Петра и Гали и беззаботность троицы коллег. Даже погрузка на паром происходила как-то слишком спокойно, без спешки, без шума и криков. Пешие пассажиры терпеливо ждали, пока одна за другой машины не заедут на палубу.
Второй азербайджанец в синем комбинезоне принялся помогать первому и пошел на палубу, где стал следить, чтобы водители ставили свои машины ближе к середине плотными рядами, не оставляя незанятого пространства.
Из-за ангара появился хвост автомобильной очереди, и вскоре вся эта многоколесная змея вползла на палубу парома, заполнив собою все пространство.
Паром присел под тяжестью груза поглубже в воду, и граница между двумя ржавчинами исчезла.
Еще через полчаса, уже погрузившись и сложив вещи в одну кучу на верхней палубе, мы вчетвером провожали взглядом удалявшийся порт Красноводска и постепенно превращающийся в темную точку на коричневом берегу «лендровер». Но джип так и не превратился в точку – он вскоре уехал.
Море было спокойным. Грязная темнозеленая вода, покрытая перламутровой пленкой мазута, легко колыхалась под неспешно плывущим паромом.
Только чайки кричали, то обгоняя паром, то снова возвращаясь к его корме.
Но никто не бросал им корма. Пассажиры, среди которых в основном были казахи и кавказцы, молча сидели на своих сумках и чемоданах.
– Пошли прогуляемся, – предложил я Гуле.
Оставив Петра с Галей сторожить вещи, мы прошлись по палубе, обошли паром вдоль бортов, с интересом изучая открывшиеся горизонты.
Влажный воздух отдавал солью и йодом. И солнце, зависшее между берегом и нами, не казалось жарким.
Обнявшись мы остановились у заднего борта, глядя на расползавшиеся за паромом невысокие волны, на уходящий в прошлое берег.
С этого расстояния можно было рассмотреть и часть города, спрятавшегося справа от порта, за невысокими желтыми холмами. Обычные пятиэтажки.
– Ты была в Красноводске? – спросил я Гулю.
– Нет.
– Я тоже нет, – усмехнулся я.
Рядом под бортом на палубе, постелив верблюжье одеяло, сидела казахская семейка – муж, жена и трое девчонок, младшей из которых было годика три, а старшей лет восемь. Одеты они были по-городскому, никаких ярких цветов. Тусклые платьица. И родители, им было лет по тридцать, одеты были скромно, словно специально, чтобы не привлекать к себе внимания.
Вдруг рядом присела еще одна девочка лет десяти, и я понял, что она тоже часть этой семьи. Она принесла двухлитровый бидончик – с таким я в детстве ходил за молоком. Над бидончиком поднимался пар.
– Здесь есть кипяток, – сказал я Гуле, кивнув на бидончик.
Когда я с котелком в руке отыскал наконец место, где можно было набрать кипятка, оказалось, что на этом пароме за все нужно платить. В котелок вошло два литра.
– Один доллар, – сказал мне азербайджанец, руководивший краником титана. – Может хочешь растворимый суп? Или каша? Все есть, недорага…
Пообещав принести доллар и по дороге подумать о растворимом супе, я вернулся с кипятком к нашим вещам. Гуля с Галей уже достали пиалы и свертки с запасенной едой.
Найдя в большом конверте, переданном нам полковником Тараненко, пачку долларов, я вытащил самую мелкую купюру – десятку – и вернулся к титану.
Сдачи у азербайджанца не было, и мне пришлось взять три пакета растворимого супа неизвестного арабского производства.
Пообедав, мы устроились в два ряда на палубе под бортом. Задремали.
Время шло медленно. Иногда я открывал глаза, проверяя, высоко ли еще солнце. Когда я очередной раз очнулся от дремы, солнце уже опускалось.
Я поднялся на ноги, прилег грудью на борт. Море было по-прежнему спокойно, только уже почище. Горизонты приблизились. Между нами и горизонтом плыл по своим делам какой-то сухогруз, плыл в направлении, противоположном нашему.
74 
