очень нудно 
79 
Я бросил взгляд на темневшее небо, припоминая расходы последних двух дней.
– За «транзит» отдали восемьдесят, за вагон – двести пятьдесят, за «транзит» груза – еще двести… итого пятьсот тридцать плюс мелкие расходы – долларов тридцать-сорок. Три тысячи минус пятьсот шестьдесят.
– Дви тысячи чотырыста сорок, – Галя кивнула и записала сумму в маленькую записную книжку. – А там було ривно тры тысячи?
– Я не считал.
– Трэба було порахуваты, – вздохнув, сказала она. – Добрэ, пизнишэ пэрэвирымо…
Относительную тишину вечернего порта нарушил шум моторов. В хвост очереди на причалпристроились два «КрАЗа». Хлопнули дверцы самосвалов. Водители вышли, закурили, присев на ступеньку первой машины. Потом один из них направился к нам.
– Все в порядке, – сказал он, остановившись. – Чай будет? – Кивнул он на котелок с закипавшей водой.
Гуля встрепенулась, достала из баула пакет с чаам, высыпала пригоршню прямо в воду. Достала пиалы.
– Садитесь, – предложил водителю Петр. Казах сел между Галей и Петром.
Гуля, обмотав руку полотенцем, сняла с крючка котелок и умело разлила чай.
Потом раздала всем по соленому сырному шарику.
– Последние, – сказала она, вздохнув. Мы держали пиалы в руках. Чай был еще слишком горячий. А я уже бросил сырный шарик в рот, и его зернистый соленый вкус разлился по небу, вызывая жажду. Хотелось быстрее запить эту соленость, но я заставил себя терпеливо ждать, пока чай немного остынет.
– Вот документы, – казах протянул Петру бумаги, глотнул чаю и только потом бросил в рот свой сырный шарик. – Мы уже в обратку. Чай допьем, я вас к вагону отведу…
Я пригубил свой чай – нет, еще рано было его пить. Видно, у казахов глотка более устойчивая к ожогам, подумал я. Посмотрел на нашего водителя. Мы даже не спросили, как его зовут. Они с напарником сейчас уедут и останутся в нашей памяти просто как два казаха-водителя, перевозивших наш песок с Мангышлака до Баку. Может, это и правильно, ведь мы с ними если и говорили, то только кратко и по делу. Ничего больше общего у нас не бь1ло и нет. И все равно, даже если и спрашивать имя у каждого, с кем случайно столкнет судьба, все имена не запомнишь…
Ветер с Каспия усилился, и мне стало холодно. Только ладони, державшие пиалку, принимали ее тепло, но дальше ладоней это тепло не шло. Хорошо бы достать из рюкзака свою ветровку, подумал я. Но эта мысль так и осталась мыслью. Я нашел более разумный способ согреться – просто поднялся и передвинул рюкзак, на котором сидел, поближе к костру.
Теперь, хоть ветер и дул мне в спину, жар от костра <5ыл сильнее. Я уже пил чай, и сырный шарик, катаясь на моем языке, терял в весе, делаясь все меньше и меньше и передавая свою соленость горьковатому зеленому чаю.
– Я сейчас, – сказал казах, опустив пустую пиалу на землю перед собой.
Он пошел к машинам и вернулся с пакетом в руке.
– Вазьми, – протянул он пакет Гуле. Гуля, заглянув внутрь, улыбнулась.
Сказала водителю что-то по-казахски. Наверно, слова благодарности. Он ей тоже ответил по-казахски. Потом повернулся к нам.
– Пайдемте уже, а то перегонят вагон – трудно найти будет.
Петр разбросал ногой костер, затоптал горящие дощечки. Гуля собрала пиалки и треногу, уложила в баул. Казах легко перебросил ее двойной баул себе через плечо и пошел не спеша вдоль стены морских контейнеров. Мы двинулись за ним.
Остановились минут через десять перед двумя сцепленными вагонами.
– Этот ваш, – казах кивнул на левый вагон. С виду это был обычный товарный вагон. Только когда я попытался откатить в сторону его дверь, казах остановил меня.
– У купе есть свой вход, – сказал он, показывая на левый край, где действительно виднелась странноватая, словно насильно врезанная в деревянную стенку вагона дверца. – Если эту откатить, – он указал на середину вагона, – песок посыплется. А его уже брезентом накрыли от дождя…
Я подошел к боковой дверце. Под ней были приварены две железные ступеньки, нижняя зависала над землей на добрых полметра. Открыв дверь, я заглянул внутрь, но ничего не увидел из-за уже сгустившейся темноты.
– На фонарик, – сказал мне казах.
Я провел лучом фонарика по служебному купе. Дверца вела в узкий предбанник. Дальше я увидел еще две дверцы – одна в туалет, то есть в маленькое квадратное помещение с круглой дыркой в деревянном полу и со старой дверной ручкой, прибитой к стенке слева от дырки. Справа от дырки в стене торчал гвоздь-десятка, по всей видимости для накаливания уже прочитанных газет. Я вспомнил об единственной газете, лежащей где-то на дне рюкзака, газете, найденной вместе с фотоаппаратом «Смена» в той палатке, которая чуть не стала моей могилой.
79 
