69 
— Тим, — проговорила я, — а ведь на самом деле нам следовало бы с тобой поступить согласно требованиям чести — мы не должны больше встречаться друг с другом.
Тим ухмыльнулся.
— Звучит неплохо, но не сомневаюсь в том, что ты не станешь выполнять подобное требование.
— Мне придется его выполнять, — сказала я жестким тоном.
— Есть много такого, Мела, что мы должны бы делать, а не делаем, и наша история тому примером. Не надо этого ложного благородства, Мела, оно не идет тебе. К тому же мы любим друг друга. И никаким требованиям этого факта не отменить.
— И меня ничто не заставит разорвать свой брак с этим человеком, — ответила я резким тоном.
— К черту его! Я до сих пор не могу понять, каким образом могла ты сделать такую глупость, Мела.
— Как бы то ни было, — устало промолвила я, — обсуждать это теперь бесполезно. Я, пожалуй, отправлюсь спать — уже очень поздно.
В ответ Тим раскрыл свои объятия и привлек меня к себе.
— Не уходи! Мы проговорили все это время, но я не успел рассказать тебе, как мне не хватало тебя, как я хотел поскорее обнять и поцеловать тебя.
— Не говори мне сейчас об этом.
В словах моих на самом деле не было искренности — одно прикосновение Тима сделало меня безвольной и податливой — моя голова припала к его плечу. Меня всегда волновало прикосновение его теплой щеки, крепких и сильных, обхвативших меня рук.
— Ах, Тим! — прошептала я. — Если бы только мы могли пустить стрелки часов назад — чтобы не было войны, а были только мы с тобой, радостные и счастливые как всегда.
— Помнишь, как мы ходили на танцы в «Норманди-Руф»? Веселые были вечера, правда? Интересно, кого бы мы могли встретить там этим вечером? Не так уж много наших, я думаю.
— А в Виннипеге ты думал о нашем будущем маленьком доме, — спросила я, — или ты планировал создать будущий дом с Одри?
— O, она никогда не заговаривала о подобных вещах. Хорошая, веселая такая девчонка, мы с ней все время смеялись. Иногда разговорчики ее могли показаться несколько рискованными — не очень приличными для деревенской швейки, — но вообще-то она была и в самом деле отличной девчонкой. Она понравилась бы тебе, Мела.
— Не сомневаюсь, — едко сказала я.
Усмехнувшись, Тим покрепче обнял меня.
— Мне нравится, когда ты меня ревнуешь.
— Я не ревную, во всяком случае сейчас. Эта отличная девчонка причинила мне самое большое зло. Самое лучшее, что мы оба можем сделать, — это забыть о ней.
— Но обо мне-то ты не забыла?
— Ты же знаешь, что нет и вряд ли смогу. O, Тим, дорогой мой, это какой-то ад, но я люблю тебя.
— O милая!
Он начал целовать меня, и хотя мне казалось, что большего восторга я еще никогда не испытывала, под ним таились раздор, несчастье, боль, которую ничто не могло утишить или облегчить. Наконец, я отстранилась от Тима, и глаза мои наполнились слезами.
— Спокойной ночи, Тим, — прошептала я, — и пока до свиданья.
— Ты сама накручиваешь себя. Не переживай, пройдет время, и все как-нибудь устроится.
— Хотелось бы верить, — проговорила я сквозь слезы.
— Ты должна верить, — настаивал Тим. Он вновь крепко обнял меня. — Ты слишком очаровательна, чтобы быть несчастной. К тому же я люблю, когда ты улыбаешься.
— Постараюсь не забыть об этом, — проговорила я и прижалась щекой к его щеке, такому милому и родному. — Береги себя, Тим!
— Поберегу, не сомневайся в этом, — ответил он и, еще крепче прижав меня к себе, вдруг сказал: — Не уходи, Мела, не оставляй меня!
— Приходится, — ответила я, посмотрев на часы над каминной полкой. — Боже мой! Уже половина третьего. А у тебя завтра подъем в шесть — я слышала, как ты говорил об этом деду.
— Пустяки, — возразил Тим, — даже если бы я устал, это ничего не значило бы. Теперь мы, наверное, нескоро увидим друг друга. O Мела! Не уходи.
Он подхватил меня на руки и понес. Бесшумно ступая по ковру, он пересек комнату и положил меня на подушки крытого дамастом широкого дивана.
Свет пламени не освещал эту часть гостиной, и в бархатной темноте я увидела склонившегося ко мне Тима.
— Мне пора идти, — слабым голосом произнесла я.
А потом притихла в объятиях Тима, ощутив на своих губах его губы.
— Я люблю тебя, Мела. Я люблю тебя! Я не могу отказаться от тебя! — его изменившийся голос звучал требовательно; в пылких поцелуях был незнакомый прежде огонь. И я испугалась — не за Тима, за нас обоих.
69 
