70 
— Выяснили?
— Нет.
— Но я же не убивала его!
— Вы — нет.
Регина побледнела.
— Вы что, подозреваете моего мужа?
— А почему бы и нет?
— Но… но это же невозможно!
— То есть неудобно и опасно для вас? Понимаю. Но мы все это выясним. А сейчас нам пора расстаться. У меня есть еще дела в Берлине. Пожалуйста, счет! — попросила Апраксина проходившего мимо столика официанта.
— Я заплачу? — предложила Регина.
— Напротив, это я заплачу за вас. Подобные расходы оплачиваются полицией. Кстати, о полиции: будьте готовы к тому, что вас могут вызвать в Мюнхен для дачи показаний.
— Я понимаю… Вам в центр?
— Да. Я остановилась недалеко от Кудама.
— Подвезти вас?
— Нет, я поеду на метро. Хочу еще прогуляться по Лихтенбергу. Эти места знакомы мне с детства.
— Как интересно! — равнодушно сказала Регина.
Они вышли из ресторана и распрощались. Апраксина снова прошлась мимо гимназии и ратуши и вышла на Мёллендорфштрассе, вдоль которой стояли замерзшие платаны без листьев, но усыпанные шариками-плодами. «Небо в горошек, — улыбнулась Апраксина, поглядев сквозь ветви, с которых на длинных черешках свисали шарики, набитые семенами. — И кому же предстоит увидеть небо не в горошек, а в клеточку?»
Артура Равича она приняла в своем номере. Невысокий, с непропорционально широкими для своего роста плечами, он, казалось, крепко стоит на своих коротких ногах. Подчеркнуто респектабельный костюм-тройка и тонкие черные усики делали его похожим на героя-гангстера из старых американских фильмов. Только большие и печальные еврейские глаза портили картину.
Апраксина усадила его, разрешила курить и без промедления приступила к делу.
— Господин Равич! Я сразу хочу вам сказать, что у мюнхенской полиции есть серьезные основания считать вас возможным убийцей Виктора Гурнова. Если вы соберетесь с мыслями и спокойно, но со всеми подробностями расскажете все о ваших с ним взаимоотношениях, это значительно упростит мою задачу.
— Вы думаете, мне придется давать показания в полиции?
— Мне это представляется неизбежным, если из ваших показаний здесь и сейчас я не пойму, что вы непричастны к его смерти.
— Вот даже как… Что ж, я готов вам все рассказать. Но мне как-то трудно собраться с мыслями… Может быть, вы все-таки будете задавать мне вопросы, как это у вас принято?
— Как пожелаете. Пусть это будут вопросы и ответы. Скажите, когда вам стало известно об отношениях Виктора Гурнова с вашей женой?
Равич внимательно поглядел в лицо Апраксиной, потом отвернулся и потер слегка синеватый подбородок.
— Видите ли, меня ведь никто не обманывал. Меня в принципе очень трудно обмануть, госпожа Апраксина.
— Как так? — удивилась Апраксина. — Разве вы не знаете о том, что ваша жена и Виктор Гурнов имели связь?
— Да-да, — махнул рукой Артур Равич, — об их романе мне все известно с самого начала. Дело в том, что Виктор Гурнов появился в нашем доме совсем не случайно: это я подобрал любовника для своей жены. Ну что вы на меня так смотрите? Вам это кажется странным?
— Поразительным! — поправила его опешившая Апраксина.
— Я так и думал. Я понимаю, вы человек в годах, видимо, строгого старого воспитания, а потому вряд ли хорошо разбираетесь в психологии современных молодых женщин.
— Возможно. Но я вся внимание: расскажите же мне, что значит эта странная фраза: «Я подобрал любовника для своей жены».
Равич тонко улыбнулся и непринужденно откинулся на спинку кресла.
— Между тем все очень просто. Я всегда хотел жениться на совсем юной девушке, чтобы воспитать из нее такую жену, какая мне нужна. Регина подошла мне во всех отношениях: молоденькая, хорошенькая и попавшая в беду. Начать знакомство с утешения девушки, попавшей в беду, — это весьма обещающее начало. Можно сказать, что мне с ней повезло: мать Регины вскоре умерла, других родных у нее не было, и без моей помощи девочка осталась бы беспомощно барахтаться на третьей волне эмиграции — самой жесткой и прагматичной из всех трех российских волн. А она была не из тех, кто может бороться за свою жизнь и благополучие в ней. Добавьте сюда объективные сложности первых лет эмиграции: незнание языка, неумение ориентироваться в западном мире. В общем, мне выпала удачная карта: я спас тонущую женщину-ребенка и женился на ней. И мне казалось, что я был стопроцентно удачлив в своем выборе, потому что первые семь лет нашего брака Регина жила и вела себя именно так, как я хотел. Но вот Регина вошла в тот возраст, когда женщина начинает либо созревать, либо стареть.
70 
