73 
— Слышу, слышу, инспектор… У меня к вам просьба: до моего возвращения из Израиля не принимайте никаких мер в отношении Георгия Измайлова! Пожалуйста! Тем более, что вообще-то он с Нового года на гастролях за границей.
— Так у него алиби?
Велико было искушение ответить на этот вопрос утвердительно, но Апраксина не покривила душой:
— Возможно — да, возможно — нет. Я разберусь с этим по приезде.
— Так вы знаете этого человека?
— Во всяком случае я очень хорошо знаю его мать, это моя старинная подруга. Конечно, для следствия это не имеет никакого значения, но все же я бы хотела, чтобы допрос Георгия Измайлова без меня не проводился.
— Значит, он и не будет проводиться, графиня.
— Благодарю вас, Рудольф!
— Не за что, Элизабет! И доброго пути.
Апраксина положила трубку и, подойдя к окну, задумалась. За окном пошел снег, а настроение у нее продолжало ползти вниз, как петля на старомодном шелковом чулке.
ГЛАВА 10
ЛЮДМИЛА
В небе клубились высокие облака, округлые и подсвеченные сбоку золотом солнца, и потому похожие на золоченые купола множества соборов, сгрудившихся над Святой Землей. На самом деле, как хорошо знала Апраксина, золоченых куполов в Израиле было немного — строить храмы православным здесь не позволяли, даже если бы у них нашлись на это деньги. А денег как раз и не было: монастыри бедствовали, деньги для них собирали по всем русским приходам зарубежья. Все храмы и строения ветшали, монашествующие жили почти впроголодь, и все держалось на одном «Господи помилуй!».
«Господи! — взмолилась Апраксина, когда «Боинг» пошел на посадку. — Прости меня, старую грешницу, что в этот раз я прилетела на Твою Святую Землю не по обету, а по делу! Но благодать святого места все равно заставит меня молиться и поклоняться святыням, так что давай, Господи, будем считать, что это такое «деловое паломничество». И помоги мне, Боже мой, как Ты и до этого всегда мне помогал!»
И ее «деловое паломничество» началось с редкой удачи: в таможенном зале, где прилетевшие из Европы пассажиры дожидались досмотра багажа в длиннющей очереди, на что обычно уходило не меньше часа, к ней подошел молодой человек в форме офицера израильской армии и, заглянув под широкие поля ее шляпы, радостно воскликнул:
— Графиня! Солнце мое, вас ли я вижу?!
Апраксина узнала в нем старого знакомого.
— Боренька! Здравствуйте, Борух! Ну, вас мне точно Бог послал. Вы видите, что здесь творится? — она махнула рукой в сторону длинной очереди, прихотливо изгибавшейся по всему залу согласно веревочным ограждениям. — Мыслимое ли дело так издеваться над людьми?
— А это чтоб знали, кто в этой стране хозяева! Неизжитые комплексы молодого государства, — усмехнулся Борух. — Где ваши вещи, графиня?
— У меня только вот эта дорожная сумка, другого багажа нет.
— Тем более нет проблем. Давайте мне сумку и идите за мной.
Они прошли мимо очереди к группе таможенников, стоявших у выхода из терминала, и Борух-Борис что-то сказал им на иврите, после чего молодые таможенники вытянулись в струнку и отдали Апраксиной честь, а старший по чину торжественно произнес по-английски:
— Добро пожаловать в Иерусалим, дорогая леди Элизабет!
— Что это за «петушиное слово» вы им сказали, Боря, что они так вытянулись перед незнакомой старушкой? — заинтересованно спросила Апраксина, когда они вышли на залитую солнцем площадь.
— Я сказал им, что было бы странно обыскивать знаменитую графиню Элизабет Апраксину, благодаря которой уцелел терминал «С» в мюнхенском аэропорту.
— Ах это! — вспомнила Апраксина. — Мне повезло, что они знают об этом случае.
— О том, как пожилая русская графиня разоблачила группу террористов, готовивших целую серию взрывов в аэропорту «Рим», в Израиле знали все[4]. Вот почему они с таким почтением к вам отнеслись. И куда же вы теперь держите путь, Елизавета Николаевна?
— В Иерусалим, в Гефсиманию. У меня дела в русском монастыре. Я поеду туда на автобусе.
— Дорогая графиня! Я сэкономил вам не меньше часа, избавив вас от досмотра. Можете теперь в благодарность подарить мне пятнадцать минут?
— Конечно, могу!
— Тогда посидите вот тут на скамеечке и подождите меня. — Борух выбрал скамейку в тени большого лавровишневого куста, поставил на нее сумку Апраксиной. — Я мигом вернусь!
73 
