74 
Как и было обещано, он вернулся через четверть часа за рулем джипа, подъехав прямо к скамье, на которой сидела Апраксина.
— Прошу вас, графиня! Садитесь, я отвезу вас прямо на место назначения. Для меня возможность поговорить с вами наедине — это подарок.
По дороге они беседовали, касаясь главным образом сегодняшней обстановки в Израиле и последних террористических вылазок «ооповцев». Немного поспорили, что не мешало Апраксиной наслаждаться теплым ветерком в открытом окне и любоваться окрестностями. Через час с небольшим начался подъем в горы. По бокам дороги стали появляться останки ржавеющей военной техники.
— Памятники шестидневной войны! — заметил Борух.
Апраксина кивнула: у нее к арабо-израильскому непрекращающемуся конфликту было сложное отношение… Вскоре она перестала обращать внимание на пролетавший мимо машины холмистый пейзаж, хотя он становился с каждой минутой все выразительнее, а сосредоточилась на своих мыслях, поскольку ей уже скоро предстояла встреча с подозреваемой Людмилой Гурновой. Борух понимающе замолчал.
Дорога все круче поднималась в гору, и по мере приближения к Иерусалиму Апраксина чувствовала, как, несмотря ни на что, в ее душе устанавливаются мир и спокойная глубокая сосредоточенность. Когда же впереди, на холмах, показался в сияющей дымке солнечный силуэт вечного города, она тихо ахнула и стала смотреть прямо перед собой. Скоро начались предместья, построенные из того же чудесного известняка, который в любую погоду кажется освещенным солнцем. К сожалению, они скоро сменились новой частью Иерусалима, застроенной уже по-европейски. Когда они проехали новый город и приблизились к стенам старого Иерусалима, она решила, что готова встретить спокойно все, что даст ей Господь на Своей Земле. Как же она любила Иерусалим!
Обогнув холм, на котором возвышался окруженный древней стеной старый город с его куполами и колокольнями, минаретами и огромным золотым шлемом купола мечети Омара, они свернули направо, переехали мост через Кедрон, еще раз повернули, и вот уже Апраксина стоит перед запертыми железными воротами Гефсиманской обители святой Марии Магдалины. Тут они и простились с Борисом.
— Время поджимает, — объяснил он. — Но в воскресенье мы приедем сюда всей семьей на службу. Вы еще будете здесь, надеюсь?
— К сожалению, нет, Боренька! У меня командировка всего на один день.
— Как жаль!
Когда джип, пятясь, съехал вниз по улице и скрылся за поворотом, Апраксина нажала кнопку звонка. Сердце ее приподнято замирало, и было совсем непохоже, что приехала она сюда «по делу». Вот ворота лязгнули, заскрипели и разошлись на длину цепи, сцеплявшей их половины. Показалось лицо старой монахини в белом апостольнике.
— Молитвами святых отец наших, Господи Боже наш…
— Аминь! — перебила Апраксину монахиня, отмыкая висевший на цепи замок. — Проходи скорей, служба уже идет! — Она без слов забрала у нее сумку и посеменила вперед, предварительно снова заперев ворота.
Апраксина перекрестилась на золотые кресты храма святой Марии Магдалины, сияющие над террасами монастырского сада. Какое счастье, она снова здесь! Неизъяснимый покой охватил ее, только чуть-чуть омраченный сознанием вины за цель посещения святой обители. Она тихо поднималась вслед за привратницей по каменным ступеням лестниц, ведущих с одной террасы на другую — на самый верх, к храму. В розовых кустах, росших в больших горшках по краю лестниц, гудели пчелы, в кипарисах, кедрах и оливах чирикали, свистели, звенели, перегово- риваясь, птицы, издалека уже доносилось пение монахинь: окна и двери в храме были раскрыты.
Сотворив три земных поклона перед иконой святой Марии Магдалины в портике, Апраксина вошла в большие двери храма вслед за привратницей. Та молча поставила сумку на скамейку у входа, кивнула ей и снова вышла за дверь.
— Свете тихий святые славы… — пели монашки на клиросе. Апраксина, еще в джипе успевшая сменить свою курортную шляпу на темно-синий шарф, скромно встала в левом углу возле свечного ящика. В храме было несколько паломников, и никто не обратил на нее внимания. За ящиком никого не было. Она взяла десяток свечей и положила на блюдечко бумажку в сто марок. Хор закончил пение, и пожилая монахиня начала читать паремии — отрывки из Ветхого Завета. Пока она читала, Апраксина тихонько обошла храм, прикладываясь к иконам и ставя свечи.
74 
