очень нудно 
72 
И такие разрозненные мысли, соображения и решения залетали Мише в голову, быстро сменяя друг друга. Важные соображения по работе тоже залетали. Но Миша знал, что работать в бессонную ночь не получится. В бессонную ночь можно только не спать.
Сколько же было этих ужасных бессонных ночей, когда Мишу терзала сначала любовь, потом ревность, а потом страшная пустота после любви и ревности. Но тогда, в те ночи, Мишу разрывали быстро меняющиеся переживания и чрезвычайно быстро сменяющие друг друга надежда и полное отчаяние. А тут было другое. Тут приходили воспоминания, мысли и даже открытия.
Мише открылось вдруг, что теперь он уже не будет так счастлив, как тогда, когда он, казалось бы, совсем недавно, находился в самом начале того, что стало его делом и профессией. Тогда он чувствовал себя очень способным к этому делу, очень успешно стартовавшим, а главное, он чувствовал себя невероятно удачливым, а стало быть, особенным.
Тогда мысли, которые приходили ему в голову по делу или просто по жизни, казались точными и нужными не только Мише, но и всем остальным. Тогда эти мысли высказывались смело и радостно. И тогда в жизни Миши ещё была Юля. Все свои мысли и мыслишки Миша высказывал, а часто и адресовал ей. А сколько Юле было задано вопросов! Юля отвечала, и часто очень существенно отвечала. Но вопрос для Миши был важнее. А главное, было кому задать этот вопрос.
Миша сидел и понимал, что такого счастья уже не будет. И не будет даже не потому, что Юли не стало, не потому, что Юля умерла и её больше не будет НИКОГДА… А потому, что Юли не стало в Мишиной жизни в прежнем качестве уже давно. Уже давно он Юле не задавал вопросов. Уже давно прошло то время, когда без вечернего разговора за чаем или за рюмочкой на кухне старой профессорской квартиры на Кутузовском не приходил глубокий и счастливый сон. Уже давно для Миши исчезла жизненная необходимость каждый вечер либо заскочить к Юле, посидеть, поговорить, сообщить ей что-то, посоветоваться, спросить, либо обязательно вечером позвонить и тоже долго поговорить.
У Миши давно не осталось вопросов к Юле. Вопросы в какой-то момент стали такими сложными, что Миша просто их не мог никому, даже Юле, сформулировать. Вопросы в какой-то момент остались у Миши в основном к себе. А к остальным у Миши возникли в основном претензии.
Но то время, когда он мог обо всём и бесконечно расспрашивать Юлю, вспомнилось остро и как очень счастливое. Это время, понял Миша, уже давно ушло. А теперь и Юля умерла. Умерла не надолго, и не на очень долго, а НАВСЕГДА.
И Миша очень ясно увидел себя сидящим на кухне своей московской квартиры. Он увидел себя совсем не начинающим какое-то дело юношей, а, наоборот, человеком, который давно углубился в процесс, человеком в самой гуще и середине процесса и в самой середине жизни.
Миша не почувствовал от этого никакой радости. Он почти физически ощутил, как огромный пласт жизни отделился от него, перестал быть частью его сегодняшней жизни и превратился в безвозвратное. Превратился в прошлое.
– Юля умерла, – почти бесшумно сказал Миша одними губами и тихо, печально заплакал так, как плачет человек только в одиночку, практически беззвучно и сильно кривя лицо.
***
Через несколько минут Миша стоял на балконе всё в том же своём стареньком, но любимом халате, курил, мёрз, точно так же, как полтора часа назад. Но он ясно понимал, что за эти полтора часа произошло больше, чем обычно происходит между двумя сигаретами.
Миша смотрел на Москву, на горящий огнями видимый ему кусочек проспекта. Этот кусочек горел огнями и гудел.
– Ну что, родная, – выдыхая дым и пар, тихо, но отчётливо сказал Миша Москве, – ещё одного человека доконала?! Доконала и гудишь? Ну гуди, гуди… Что ты ещё можешь?…
***
Мишу часто удивляло то обстоятельство, что он, оторвавшийся от Архангельска, стал ощущать свой родной город как крошечный, тупиковый и непонятно как и чем живущий, хотя именно там, ему казалось, было сосредоточено то, что Мише было дорого, и то, что он старался любить. Именно там жили родители, брат, все другие ближайшие родственники, там остались друзья детства и юности, там было много дорогих и неслучайных мест. Со многими, очень многими улицами, домами, дворами было что-то связано.
А Москва? Миша ощущал и знал себя человеком, который в Москве живёт и понимает этот город. Но, в сущности, он в столице знал меньше людей, чем у себя там, в Архангельске. Город Архангельск Миша знал очень хорошо. Весь Архангельск был исхожен, излазан, изъезжен и изучен. А в Москве Миша неплохо знал центр, основные магистрали, свой околоток и несколько привычных маршрутов. В машине всегда лежала карта Москвы, и она часто была востребована и необходима.
72 
