очень нудно 
73 
Людей Миша в Москве знал довольно много, а вот общения стало существенно меньше. На общение в Москве нужно было много сил. Силы Миша в себе ощущал, но тратить их на общение в Москве не хотел. Рабочие контакты Миша общением не считал.
Хорошо ли ему было в Москве?… Даже в ту бессонную ночь он всё равно сказал бы – «хорошо!». Хотя в то же самое время он не понимал, чего же хорошего.
Интересно ли ему было в Москве? Да Миша и не видел эту Москву, и не за Москвой он ехал в Москву. Что он здесь видел? Чего хорошего он получал от Москвы как от города? Он, как только обосновался в столице, сразу стал её ругать, ворчать и сердиться на всё то, на что сердятся и ворчат все столичные жители и не только. На пробки, на жару летом, на холод и серость зимой, на усталость, на нехватку времени, на цены, на то, что никто не держит слова и все всё плохо делают, на всё, чего в Москве много, и даже на то, чего в Москве мало.
Почему именно в Москве Миша с особой гордостью подчёркивал, что он с Севера, что он из Архангельска, что он не местного замеса?
Каких только вопросов и ответов не промелькнуло, не проскочило в Мишиной бессонной ночи?! Сколько раз он вышел на балкон покурить? Он не считал.
Он некоторое время полежал на диване, на котором ему всегда было удобно смотреть телевизор, но в бессонную ночь на нём было совершенно неудобно. Он ходил из гостиной на кухню и обратно. Пару раз ставил греть чайник и оба раза забывал чаю выпить.
Мише открылась тогда удивительная и смешная вещь. Он обрадовался этой простой мысли и совершенно очевидному соображению… Чем отличается Москва от всех других городов страны и мира? Во всех других городах приезжих людей город, куда они приезжают, интересует как город. Кого-то в большей степени, кого-то в меньшей степени. Но люди едут в города, как в конкретные города. Он знал людей и слышал от них, зачем и почему они уехали в Париж, и именно в Париж. А кто-то рвался в Лондон. Кто-то взахлёб рассказывал о том, как понял, что такое настоящая размеренная жизнь, именно в Берлине. Сколько Миша читал прекрасных высказываний о Нью-Йорке. А кому-то сильно нравился какой-то конкретный маленький городок, конкретно на юге Италии. Миша знал людей, которые даже переехали в Санкт-Петербург!
И все эти люди говорили, что им так нравится в Париже гулять и пить кофе, именно где-нибудь в районе Трокаде-ро. Другие мечтали гулять не по Гайд-парку, а именно по Риджен-парку, и поэтому поселились на севере Лондона. Кто-то рвался в атмосферу Манхэттена. А кто-то очень любит ездить на выходные в Царское Село, а Дворцовая набережная даёт ему силы жить. Миша слышал это от многих, у многих писателей читал, да и сам ездил в европейские города за тем же.
Но он не слышал ни разу ни от кого и не знал ни одного человека и даже про таких не слыхивал… которые могли бы сказать: «Я приехал в Москву, чтобы иметь возможность прогуляться по Остоженке, чтобы бродить по Тверской, посещать Третьяковскую галерею, Большой и Малый театры и иногда выводить детей в парк имени Горького.
Никого из тех людей, которые заполняют отправляющиеся на Москву поезда или вылетающие в столицу самолёты, Москва как город не интересовала. «Все ехали и едут сюда за жизнью, – думал Миша, стоя у балконной двери, но на балкон не шёл. Сигареты он держал в руке. – Все хотят здесь жить и не так, как жили до этого. А как? Как тут жить-то?! – он продолжал стоять у двери на балкон. – Нет, пока курить не пойду. Нужно сделать паузу, а-то из ушей сейчас дым пойдёт», – решил он, да так и остался стоять у двери на балкон.
«А в Архангельске что?» – думал Миша и понимал, что от нехватки сна и какой-то липкой тягучести времени, которое в бессонную ночь – как капля смолы на сосновом стволе в тёплый день. И вроде капля и прозрачная, и чистая, но всё не капает, не падает. Миша чувствовал себя жуком, увязшим в этой бессонной ночи, как в капле смолы. Время той ночью было прозрачно, пронзительно и неподвижно. И из-за этой неподвижности мысли плелись и путались, как у пьяного. Но только Миша был не пьян, и мысли чувствительно задевали и при этом складывались во что-то, Мише неведомое, в какую-то пугающую конструкцию.
И Миша понял, что очень не хочет глубоких больших открытий и решений этой ночью. Он понял, что хочет утром поехать на работу, снова целиком погрузиться в дела, снова увидеть в этих делах безусловный смысл, а вечером встретиться с приятелями и выпить с ними. И в ту же секунду он понимал, что не может не углубляться этой ночью в свои мысли и переживания и, скорее всего, просто так, как обычно, на работу ему поехать утром не удастся. «Надо бы не углубляться», – говорил себе Миша.
73 
